Давление воздуха в фургоне неожиданно усилилось, тишину нарушали только слабые вибрации и скрип шин фургона, когда караван совершал резкие повороты. Ирокез уставился на Джинкс, чрезвычайно ошарашенный наглостью этой коротко стриженной женщиной с кучей татуировок. В действительности в это долгое мгновенье, мужчина пялился на нее так, словно само существование этой дерзкой сопливой амазонки просто не укладывалось у него в голове.
Наконец человек по имени Сомс пожал плечами. Он показал пожелтевшие зубы, опустил оружие и усмехнулся так, будто с первого раза понял шутку. Фургон опять тряхнуло, будто он тормозил. Снаружи раздавались голоса, эхо скакало от стены к стене на каком-то глубоком уровне парковки. Однако Ирокез, кажется, ничего этого не заметил. Он продолжал скалиться.
– Я понял, правда, серьезно, теперь я понял, откуда вы такие беретесь с этими вашими… – Скорость, с которой Джинкс вскочила на колени и вогнала кончик овального лезвия Ирокезу в ухо, заставила Лилли подскочить. Мужчина выгнулся, его глаза закатились куда-то к основанию черепа, руки застыли, бесполезно сжимая ложе штурмовой винтовки. Джинкс вонзила клинок глубже. Мужчина бился в конвульсиях с ножом, наполовину торчащим из уха, пока не врезался в стену напротив Лилли. Кровь фонтаном вырвалась из его головы, когда он рухнул на пол, будто ребенок в истерике.
Он умирал, сидя в крови и спинномозговой жидкости, когда болты на фургонной дверце неожиданно грохнули на все помещение. Резкий звук заставил всех вскинуть головы и посмотреть назад. Пленники – включая Лилли – вытаращились, парализованные нерешительностью. У них было несколько секунд, чтобы начать контратаку, если они вообще были на нее способны.
Три… два… один…
Прямо перед тем ужасным моментом, когда задняя дверь фургона со скрипом отворилась, в вонючей камере произошло множество вещей – многие из них вообще не проговаривались, если не считать быстрого обмена жестами между узниками. Началось с того, что Джинкс потянулась к штурмовой винтовке Ирокеза. Она вырвала ее из парализованных рук мертвеца, которые застыли вокруг оружейного ложа. Затем она выдернула метательный нож из его слухового канала. Произошло это с мрачным, влажным, чавкающим звуком, и в момент извлечения на пол исторглась еще пинта спинномозговой жидкости.
Затем Джинкс кинулась в сторону, как раз когда задние двери начали с грохотом открываться.
Быстрыми взмахами клинка Джинкс сначала рассекла путы на запястьях Лилли, потом Нормы и, наконец, Томми. Двери распахнулись, и человек, по имени Хопкинс, застыл снаружи: на его лице было странное выражение – отчасти удивленное, отчасти шокированное, а отчасти – благоговейное. Просто такого рода вещи никогда не происходят. В таких условиях заключенные либо слишком слабы, измучены и истощены, либо слишком обдолбаны, чтобы сделать что-то, хотя бы отдаленно напоминающее оказание сопротивления. Он инстинктивно отшатнулся назад, потянулся к своему пистолету-пулемету на поясе и коротко вскрикнул: «ОПА-НА!»
Но Джинкс не дала мужчине возможности выхватить оружие.
Ее винтовка выплюнула две быстрых очереди четырехграммовыми цельнометаллическими снарядами со стальным сердечником в область головы противника. Большинство выстрелов попали точно в цель, заставив распуститься позади черепа два цветка из кусков алых тканей и клубов кроваво- красного тумана. Мужчина начал крениться назад, будто его дернуло невидимыми тросами, закрепленными на плечах, и повалился на спину в десяти футах от задней двери фургона – раскинув руки и ноги в стороны, истекая кровью. Лилли уставилась на «HK» в кобуре на поясе мужчины, также на него смотрела Джинкс, однако звук шагов, быстро приближающихся от соседнего парковочного места, расставил приоритеты.
Изнутри фургона было видно, что караван припарковался в одном из подуровней какого-то гигантского, непроветриваемого, пустынного парковочного комплекса.
Это место было похоже на пещеру, размером примерно с футбольное поле. Похоже, электричество здесь было отключено. С низких потолков капала какая-то дрянь и свисала паутина, несколько машин, перевернутых или совсем разбитых, было разбросано тут и там, и еще – кучи мусора, сдвинутые к трем из четырех стен. Все эти наблюдения уместились у Лилли в одно мгновение, пока приближался звук торопливых шагов. Последним, что успела заметить Лилли перед тем, как началась пальба, была машина «cкорой помощи», установленная на блоки слева. Колеса, обшивка и большая часть вспомогательного оборудования были выпотрошены. Машина находилась напротив большой скользящей стеклянной двери с множеством пулевых отверстий и миллионом трещин. Знак на косяке гласил: «Аварийный выход».
Именно в этот момент Лилли поняла, где они. Она бывала здесь раньше. Теперь она была в этом уверена. Правда, у нее не было времени предаваться воспоминаниям о том, как много лет назад она проиграла разорвавшемуся аппендиксу во время поездки в старшей школе и о том, как ее здесь оставила лучшая подруга Меган Лафферти, пьяная вдрызг, – потому что прямо в тот момент появилось двое стрелков с поднятыми стволами, готовых стрелять. Они появились в просвете задней двери, один – здоровенный, в кожаной байкерской куртке, другой – поменьше, в армейских камуфляжных штанах, рыбацкой жилетке и с патронташем. Камуфляжные Штаны поднял свою «М1»[20] и заорал. Его голос раздавался эхом, отражаясь от стен цементной гробницы парковочной зоны:
– ЖИВО БРОСАЙТЕ ОРУЖИЕ! УПАСТЬ НА ГРЕБАНЫЕ КОЛЕНИ! ЖИВО! А НЕ ТО МЫ ВАС НАХЕР ВЗОРВЕМ!
За задними дверями фургона очень быстро произошло две вещи. Лилли глянула через плечо на двух членов команды, стоявших точно за ее спиной, готовых к действию, словно сжатые пружины. В тот напряженный момент она заметила выражения их лиц – подбородок Томми был гордо приподнят, губы
