Неужели это последний раз, когда она видит детей? Именно поэтому маленькая девочка так плачет? Неужели она чувствует, что вступает в эру неопределенности?
Лилли резко дернула старика назад свободной рукой, все еще держа нож на его шее. Они одновременно сели на один из двухместных диванчиков рядом с пластмассовым фикусом, настолько пушистым от пыли, что он казался сделанным из цемента. Брайс прислонился к стойке медсестер, опустив револьвер и вздохнув. Казалось, его утомили переговоры и попытки сторон торговаться. Позади него остался стоять Купер Стивс. Беспокойно двигаясь, как мальчик, которого только что отправили в кабинет директора, он выглядел так, как будто не знал, куда деть руки, и пытался не смотреть детям в глаза. Несмотря на щегольской наряд, от Стивса разило кислым запахом вины и унижения.
– Откуда ты, Лилли? – Ноллз спросил это с легкомысленным почтением человека, проводящего перепись населения.
– Какое это имеет значение?
– Замужем?
– Кому какое дело?
Старик вздохнул, протолкнув воздух через губы.
– Это не уловка, Лилли, просто веду пустой разговор, пока мы ждем.
– Кто ты, моя подруга?
Лилли сострила, потом посмотрела на стареющую седую голову более внимательно.
– Я слышала, что кто-то назвал тебя химиком. Это то, что ты делал в «Пфайзере»?
– Точно.
Он сел прямо, не обращая внимания на струйку крови на морщинистой шее.
– Я понял, что химия – основа всего. Жизнь, смерть, любовь, ненависть, счастье, горе, радость и боль. Химия соединяет атомные частицы пространства и времени. Это нить, которая объединяет Вселенную. Химия, Лилли, является тем, что, в конечном счете, вытащит нас из этого беспорядка.
– Это действительно волнительно, – Лилли сказала это больше себе, чем кому-либо еще. – Но что хорошего принесут все эти красивые слова нам, если…
Звук поспешных шагов прервал ход ее мыслей. Человек в бандане вышел из-за угла соседнего коридора с рулоном узкой термобумаги, свернутой в руке – выборка данных от какого-то диагностического аппарата. У него был странный вид: глаза вытаращены, губы крепко сжаты с едва сдерживаемым волнением. Он приблизился к старику с трепетом и почтением.
Не двигая головой, Ноллз напряженно посмотрел на мужчину.
– Ну?..
Человек в бандане просто улыбнулся и кивнул – это отчасти было похоже на кивок, подтверждающий продвижение по службе или результат анализа, показавший, что опухоль доброкачественная. Старик пристально посмотрел на него.
– Ты уверен?
Человек в бандане кивнул, его улыбка расширилась.
– Я запустил тест дважды, – вновь широкая ухмылка. – Наконец-то нашли одного.
Ноллз моргнул. Потом он пристально посмотрел на Лилли, будто та была белым тигром. Он повернулся к Брайсу и сказал очень мягко:
– Позволь детям уйти.
Они дали Лилли несколько секунд, чтобы попрощаться. Они разрешили ей это сделать на верху лестницы на пятом этаже, в конце главного коридора. Брайс и человек в бандане смотрели за церемонией прощания на расстоянии нескольких футов, с оружием на изготовку, пока дети по очереди отчаянно обнимали Лилли, заливая слезами ткань ее фланелевой рубашки.
– Мы не можем просто оставить тебя здесь, – Бетани Дюпре рыдала, обнимая Лилли так сильно, что, казалось, сейчас хрустнут ребра. – Мы должны быть вместе.
Стоя на коленях, Лилли обняла девочку, поглаживая ее волосы.
– Вы должны идти, дорогая. Все будет хорошо. Я буду в порядке. Ты и Томми должны заботиться о малыше.
Девочка пристально посмотрела на Лилли огромными влажными голубыми глазами.
– Но т-ты сама сказала, что мы будем вместе, всегда… всегда бу-будем.
– Я знаю… но обстоятельства изменились.
Лилли взяла ее за плечи.
– Посмотри на меня. Ты сильная. Ты должна пойти и защитить своего брата.
Девочка заплакала. Другие дети смотрели в пол, некоторые из них плакали громко, во всю силу своих маленьких легких. Малыш вопил. Томми держал младенца, аккуратно покачивая его. Лилли поднялась на ноги и обратилась к детям:
– Вы все должны быть сильными. Поищите Норму. Она где-то там. Делайте то, что скажут Томми и Бетани, и вы выберетесь.