И тут Гэвин рассмеялся. По-настоящему рассмеялся.
– Сделаешь это – и никогда не найдешь ключ. Это я тебе гарантирую.
– Где он? – Еще раз спросил Чет, ненавидя себя за прозвучавшее в голосе отчаяние.
– Говорю тебе, здесь его нет. Но, если вытащишь нас отсюда, то, конечно, я тебя к нему приведу.
– У тебя нет времени, – сказал Гэвин таким ровным, таким спокойным голосом, что Чету захотелось пнуть его в лицо.
Доносившиеся снизу крики становились все громче: они приближались.
– Ладно, – сказал Чет. – Черт, ладно.
– Хорошо. А теперь подобрал бы ты мои пистолеты, и поскорее.
Чет сунул нож обратно за пояс и подхватил с пола один из тяжелых револьверов Гэвина.
Топот сапог – похоже, к ним бежали несколько человек.
– Пригнись, – прошипел Гэвин. – Быстро, в угол. В тень. Первым делом они на трупы уставятся.
Чет скорчился в углу. Секунду спустя в комнату ворвались двое мужчин – один с мечом, второй с мушкетом – и, действительно, их глаза устремились на обезглавленное тело Гэвина.
Чет выстрелил; отдача чуть не вырвала пистолет у него из руки. Он не попал ни в одного, ни в другого, и еще успел удивиться, как это он промахнулся с четырех футов. А потом тот, что с мушкетом, выстрелил, и пуля, попав Чету в грудь, отбросила его к стене. Второй кинулся к нему.
Чет выстрелил опять, и на этот раз попал нападающему прямо в лицо. Человек с мушкетом, развернувшись, бросился к двери. Чет выстрелил еще раз, но промахнулся – пуля ударила в косяк. Его противник тем временем уже бежал, вопя, по коридору.
– Стреляешь ты хуже, чем пьяный в подкурке, – сказал Гэвин. – Ты уверен, что ты Моран?
– Пошел ты, – отозвался Чет. Он попытался встать, но не мог, боль в груди была невыносимая.
– Плюнь на боль, – сказал Гэвин. – Надо идти.
Стиснув зубы, Чет умудрился встать на колени.
– Возьми у меня пару монет. Не стесняйся.
Чет, стиснув одной рукой грудь, подполз туда, где валялось содержимое котомки Гэвина, взял три монеты и сунул их в рот.
– Бери обе кобуры и перевязь с патронами. Тебе придется стрелять, чтобы выбраться отсюда.
Чет неловко возился с кобурами; боль сильно ему мешала. Поморщившись, он опять схватился за рану. Грудь будто горела огнем.
– Хватит херней страдать, шевелись.
Скривившись, превозмогая боль, Чет собрал кобуры, перевязь и второй револьвер и торопливо запихнул все в котомку.
– Ка-монеты, – сказал Гэвин. – Судя по тому, как ты стреляешь, они тебе понадобятся.
Чет сгреб монеты и все остальное, что вытряхнул раньше, обратно в котомку.
– А теперь надень мой плащ и шляпу. Скрой лицо. Давай, парень, соображай.
Чет содрал с тела пальто, натянул его, нахлобучил шляпу, сдвинув ее на самый лоб. Потом взял Гэвина за волосы, забросил котомку за плечо и вынудил себя подняться на одно колено. Со свистом втянул сквозь зубы воздух, встал и, пошатнувшись, шагнул к двери. С пистолетом одной руке, и головой деда – в другой.
Коридор вел в обе стороны, а куда именно – не было видно из-за плавающего в воздухе порохового дыма.
– Направо, – сказал Гэвин.
И только когда Чет сделал первый шаг по коридору, они услышали приближающийся топот.
– Двигай, парень.
И Чет побежал – так быстро, насколько позволяла ему боль в груди.
– Это он! – раздался крик, и в стену перед носом Чета ударила пуля.
– Стреляй, парень, – крикнул Гэвин. – Покажи им, что ты умеешь кусаться.
Чет наугад выстрелил назад, в дым. Это их не остановило, но уж точно замедлило.
Растолкав небольшую группку оторопевших душ, он бросился дальше. Еще выстрелы. Шальная пуля попала стоявшей впереди него женщине в шею, она упала, и Чету пришлось через нее перепрыгнуть.
Коридор в этом месте слегка изгибался; несколько ступеней вело вверх, а потом – длинный прямой проход. И тут, наконец, начало действовать ка – Чет почувствовал, как уходит боль.
– Фонари! – крикнул Гэвин. – Срывай их и бросай об пол!
Фонари висели на стене через каждые пятьдесят футов, еле освещая узкий коридор. Чет на ходу подхватил тот, мимо которого пробегал, и, размахнувшись, бросил за спину. Позади вспыхнул огненный шар, коридор заволокло черным дымом от горящего масла.
