Она догадалась, что Никодимус делает окружающий его язык не просто хаотичным, а более интуитивным, и поскольку Франческа сама продукт интуитивного языка, то его воздействие для нее благотворно.
Мысли неслись быстрее и быстрее. Ее разум стремительно превращался в какой-то сверхчеловеческий, с обостренным чутьем прошлого и наиболее вероятных вариантов будущего. Она приближалась к четвертичному восприятию. Конечно, ведь эта способность была у нее и прежде, выражаясь в умении видеть возможные исходы болезней. Теперь же эта власть над временем распространилась не только на человеческое тело, а на целые города и державы. Будущее виделось ей объемным, уходящим в бесконечность косогором, по которому нужно спускаться, неуклонно двигаясь вперед, однако по мере спуска еще можно что-то изменить.
Франческа видела стянутые во временную расселину силы Тайфона, пытающегося подтолкнуть ее саму и остальных к Разобщению. Теперь она понимала, почему Скиталец охотился за Вивиан, а не за Никодимусом. Ей стало все ясно про второго дракона. Тайфону выпала несказанная удача.
Внезапно Франческу скрутил ледяной страх. Если Тайфон сам наделил ее пророческими способностями, то наверняка позаботился и о том, чтобы ее повышенная чувствительность не нарушила его планы, а наоборот, способствовала претворению их в жизнь.
Ей уготовано развязать Войну разобщения…
Руки затряслись. Опустив взгляд, Франческа увидела, что они золотятся нуминусным текстом ее призрака, и страх вдруг сменился гневом. Каким недоумком надо быть, чтобы поместить рвущуюся к свободе женскую душу в конструкт, скованный рамками предопределенности? Либо Тайфон садист, которому нравится мучить собственные творения, либо тугодум, не способный просчитать свои действия на два шага вперед.
Франческа рассвирепела от злости на автора. С ненавистью глядя на светящийся под кожей золотистый текст, она поклялась, что не станет воплощением ни своего призрака, ни той, кто его создал. Мало ли, что Тайфон скопировал ее с этих женщин, – она повторяет их не больше, чем ваза повторяет глину, из которой ее слепили. И руки лепившего ее гончара ваза тоже не повторяет, а значит альтер эго Тайфона Франческа тоже не является.
Она подошла к кровати и, сев рядом с Никодимусом, стала смотреть, как он дышит. Из белоснежного его дыхание постепенно делалось тускло-серым. Она коснулась его голого плеча, и из ее руки мгновенно взметнулась полупрозрачная золотистая рука призрака, испугавшегося какографического воздействия. Но Франческа забила себе в каждую конечность по острому фразовому шипу, пригвождая призрак к телу.
Положив на плечо Никодимусу вторую ладонь, она почувствовала, как задергался призрак внутри. Из руки взвился сноп похожих на искры останков рассыпающегося нуминусного текста. Потом какографическая волна достигла ключевого абзаца, и все заволокла пелена рун, на минуту окутав Франческу облаком распыленного золота.
Она развеяла текст, из которого когда-то была сотворена.
Никодимус шевельнулся во сне. Франческа отвела упавшую ему на щеку прядь волос, думая о своем предназначении и о том, чего они с Никодимусом теперь лишатся. А потом вдруг застыла, отводя с его лба еще одну смоляную прядь. Что-то странное творилось с ее восприятием времени, когда она касалась возлюбленного: рельеф будущего менялся. Франческа на пробу дотронулась до его плеча – и вновь увидела, как сдвигаются предначертанные ей пути. А потом ее вдруг осенило.
Не выпуская плечо Никодимуса, она устремилась всем своим обновленным сознанием вперед, чтобы предпринять последний, отчаянный шаг.
Закончив разработку своего экстренного плана, Франческа прижалась к Никодимусу губами. Тот блаженно улыбнулся во сне и обнял ее, затаскивая на себя. Франческа поцеловала его еще раз, упираясь ладонями ему в грудь. Он с игривой полуулыбкой потянул ее к себе настойчивее.
Франческа покачала головой. «Милый», – прошептала она, и слово предстало перед ней двумя яркими нотами: травянистое «ми» и лимонно-желтое «лый». Со временем она выучит, какие ноты каким цветам соответствуют, какие оттенки каким тональностям, какая яркость какой громкости. Она снова сможет говорить и слышать, пусть по-своему. Но пока придется обойтись письмом. «Милый, срочно просыпайся», – припечатала она к тыльной стороне Никодимусовой кисти.
Он, моргая, уставился на текст. Тот начал рассыпаться, но Франческа подправила его, коснувшись пальцем. Никодимус сел. «Чтото случилос?»
Она взяла его за руку. «Случилось. Этой ночью».
Он рассмеялся алым и начал что-то писать. «Да, это само собой, – остановила его Франческа. – Но есть еще кое-что. Причина моего чересчур яркого пратекста».
Он смотрел на нее во все глаза.
«Меня сотворили для тебя».
Никодимус оцепенел. «Ты констуркт?»
«В определенном смысле. Именно поэтому я неуязвима для твоего язвенного проклятия. И именно поэтому я похожа на твою гувернантку».
«Эприл?»
Франческа кивнула. «Фелрус увидел ее в твоем сознании, когда ты сразил его в тоннеле Веретенного моста. Значит, увидел и Тайфон. Потому и выбрал именно мой призрак, как наиболее схожий с ней, чтобы тебя соблазнить».
