Четырнадцатилетие Игоря! Роковые тринадцать лет позади. Все счастливы. Настя уже отошла от потрясения, вызванного гибелью Рико, и долго выбирала подарок.
Спустя некоторое время решено выдать объекту тщательно отмеренную дозу информации о тех четырех.
Игорь смотрит на меня, как на глупца. Меня и раньше посещало такое чувство, но впервые насмешка во взгляде почти неприкрыта.
— Черное солнце — это смерть. — Игорь объясняет терпеливо, будто говорит с умственно отсталым, а главное, впервые он употребляет понятия «мы и вы». — Вы не можете смотреть ни на солнце, ни на смерть. Те четверо просто хотели взглянуть на смерть в упор.
Все становится на свои места. В детстве ребенок еще не верит в свою смерть, соответственно, она ему неинтересна. Поэтому возраст тринадцать лет и стал роковым рубежом для тех детей индиго.
— А тебя не посещала такая мысль? — спрашиваю я осторожно.
— Нет, потому что я видел смерть. Я мысленно был с Рико в тот миг, когда он погиб, — отвечает Игорь.
Я киваю, пытаясь выстроить очередность вопросов, коих у меня появляется масса.
— А почему Рико это сделал? — спрашиваю я для начала, как мне кажется, о чем-то второстепенном. В самом деле, почему дельфины выбрасываются на берег? Скорее всего, вследствие ошибки эхолокации…
И снова этот взгляд.
— Потому что я сказал ему это сделать, — терпеливо отвечает Игорь.
Я с глубокомысленным видом киваю и принимаюсь вертеть в пальцах шариковую ручку, стараясь не показать своего потрясения.
Игорь смотрит на меня.
В этот момент в дверь стучат, и в комнату впархивает Настя. Мое солнышко, моя радость.
— Я уже пришла с танцев, пап. Можно мы с Игорем пойдем погуляем, когда вы закончите? — спрашивает она, чуточку запыхавшись.
Я чувствую, как пересохло в горле.
Пауза затягивается.
— П-а-а-п? — Настя смотрит на меня с веселым недоумением. — Так мы с Игорем пойдем погуляем?
Дисбаланс
Сергей Васильев
— Безответственность! Только так можно назвать ваше поведение.
— Но… но… Я же не знала, доктор…
— Вы забыли, в каком мире живете? Вам напомнить? Недостаточно плакатов, развешенных по всем стенам?!
— Я… я… Я не знала. Думала, обычная простуда…
— Простуда?! — Врач зло усмехнулся. — Эти штаммы вообще не смогли здесь выжить! Простуда… Сказанула-то…
На лице молодой мамочки постепенно стало проступать отчаяние. Наверно, зря он с ней так. Хотя надо их учить, надо. Ну и достаточно. Теперь будем обнадеживать.
— Милена. Мы обследовали вашего мальчика. На вашей стадии заболевание не поддается медикаментозному лечению. — Увидев, как у девушки поползли вниз уголки губ и наморщился лоб, врач прервал сам себя: — Но! Есть возможность сохранить жизнь вашему сыну. И даже сделать ее вполне сносной. Есть разработки. Они даже прошли лабораторные испытания. Но для массового применения пока не дошло. К счастью. Потому что большинство обращается к нам еще на стадии беременности! — Врач опять не сдержался, ткнув девушку симпатичным личиком в ее ошибку.
— Я поняла, доктор… Вы же поможете Юре? Правда? Я очень надеюсь на вас. Все что хотите, все что хотите… — И она разрыдалась, избавляясь, наконец, от ужаса последних часов, на протяжении которых знала диагноз сына.
Юре много чего не разрешали. И даже объясняли — почему. Но кто будет слушать нравоучения взрослых, когда под окнами цветет сирень, а вода в пожарном пруду прогрелась до самого дна?
Подумаешь, штаны намочил. Там воды по колено. Не подвернул, как следует, вот штанина прямо в воду и спустилась. Сегодня он умнее будет. Сегодня он штаны на берегу оставит. Мама ничего и не узнает.
На пруду было не то что многолюдно, но народу хватало. Славка с компанией, две мелких девчонки, копающиеся в песке, и незнакомый парнишка,
