принцев, и с досадой обнаружил, что зал уменьшился почти на треть.
Нет, хуже он не стал, наоборот, добавилось несколько новых, явно гномьих устройств для отработки силы удара и тренировки внимания. Да и дорожка для пробежки, проходившая вдоль стен, стала не короче, а длиннее за счет появившегося второго яруса, взбираться на который нужно было по веревочной лесенке либо по канату. Но не хватало прежнего простора, когда в разных углах могли заниматься, не отвлекая друг друга, не менее десятка человек.
Разумеется, новый тайный советник королевы никогда не допустит туда никого из придворных одновременно с принцами, это Ительниз прекрасно понимал. И более того, был с такими правилами полностью согласен, имея на то не одну вескую причину. Но и отказать знатным клиентам в заранее обещанных тренировках тоже не мог, отлично понимая, сколько врагов этим наживет.
Поначалу, обнаружив изменения, Итель решил, что часть зала отгорожена именно для занятий знатных гостей, но после того, как почти час безрезультатно пытался отыскать туда вход, вынужден был признать свою ошибку. Кто-то сделал все возможное, чтобы чрезмерно любопытный или случайно заблудившийся гость никаким образом не смог попасть туда, куда его не звали. И это встревожило барона не на шутку, более всего он не любил лабиринты, мрачные потайные ходы и странные тайны.
Фрейлины появились в проеме широко распахнутых дверей живописной толпой, вмиг заставив забыть про всякие подвалы. В этот раз на девушках не было никаких вуалей, и светлые муслиновые платья с довольно открытыми декольте и обнаженными выше локтя руками позволяли сполна оценить всю прелесть ухоженной кожи и изумительных фигурок. Рядом еле слышно потрясенно присвистнул Мишеле, и барон с неудовольствием осознал, как легко любому, кто наблюдает за ними со стороны, разгадать, ради чего друзья сели лицом к дверям. Но эта здравая мысль тотчас пропала, смытая волной абсолютно неосознанного, первобытного восторга охотника, внезапно оказавшегося перед редкостной дичью.
Только боги знали, насколько поразили барона на миг приостановившиеся на пороге девушки и каких усилий стоило ему сохранить внешнее спокойствие. Да Итель и под страхом казни никому бы не признался, как сильно ему хотелось вскочить из-за стола и устремиться им навстречу, разглядывать, улыбаться самыми обворожительными из всего арсенала своих улыбок, говорить комплименты и исполнять желания. До этого момента барон Габерд даже не подозревал, что сдержанность, которой он всегда так гордился, может в один момент рассыпаться от одного лишь взгляда на толпу юных фрейлин.
И это было бы не так сокрушительно и досадно, если б Итель был застенчивым зеленым юнцом, никогда не видевшим красавиц ближе протянутой руки и не умевшим понимать и исполнять их желания. Но барон Габерд давно уже умел разбираться в женщинах и смотреть на них со снисходительным спокойствием.
Тем обиднее оказалось обнаружить в глубинах собственной души наивного дикаря, способного в один миг развеять хладнокровие и стойкость опытного воина и заставить его почувствовать себя восторженным жеребчиком, готовым носиться по лужайкам с задранным хвостом.
Тихо переговариваясь о чем-то легкомысленном, фрейлины безмятежно шли мимо, не замечая ни самих господ придворных, ни их загоревшихся глаз и предвкушающих улыбок. Не разглядели они и стиснутых губ Ительниза, упорно пытавшегося вернуть себе привычное спокойствие, но так и не сумевшего отвернуться от уходивших к накрытому столу девушек.
Не сдававшийся в этой внутренней борьбе с собственными инстинктами барон следил за ними с непонятной самому надеждой и мысленно ставил на тех девушках, которые так и не удостоили его взглядом, огромные, как надгробие, камни. Две смутно похожие лунные блондинки, золотоволосая синеглазка, русая красавица, уверенно озиравшая столовую стальным взглядом, изящная шатенка с загадочно-зеленоватыми омутами глаз и кудрявая, хрупкая, как фарфоровая кукла, брюнетка, с любопытством рассматривавшая висевшие по стенам натюрморты.
Они уже почти прошли мимо него, и сердце барона неожиданно кольнуло острое разочарование, заставив крепче стиснуть зубы и напомнить себе собственный девиз — никого не просить и никогда не сдаваться.
И в этот миг брюнетка вдруг приостановилась, глянула прямо на него и неуверенно пробормотала:
— Барон Габерд?
— Мы представлены? — Итель мгновенно поднялся с места, шагнул к ней, чувствуя, как жарко вспыхивает в груди почти угасшая надежда.
— Вы бывали на чаепитиях у моей тетушки, баронессы Мелонии Шлинье, урожденной Зайбер, — глядя прямо в душу барона огромными прекрасными черными глазами, учтиво пояснила она и застенчиво улыбнулась: — Я маркиза Кателла Зайбер.
— Простите, ваша светлость, мою прискорбную невнимательность, но вы… — Ительниз на миг запнулся, вовремя сообразив, что едва не произнес банальный комплимент, какие принято говорить в подобных случаях. Но на этот раз он оказался бы чистейшей правдой. Теперь барон смутно припомнил невзрачную девицу в старомодном, закрытом под горло темном платье, старательно развлекавшую немолодых подруг баронессы Мелонии короткими басенками, и уверенно закончил: — Я был почти уверен, что ошибаюсь, принимая за вас незнакомую мне даму. Простите милосердно. Возможно, вы помните, покойный барон Шлинье был мне двоюродным дядюшкой, и именно ради памяти о нем я стараюсь не оставлять его вдову. Позвольте проводить вас…
Он подхватил девушку под руку и повел к столу, плетя всякую несущественную ерунду, позволительную при таких вот случайных встречах, но видел лишь ее глаза и несмело разгоравшуюся улыбку, согревающую его сердце незнакомым, но уже желанным теплом.
Путь до стола оказался безжалостно кратким, и развитие их старого знакомства могло пойти двумя путями. Но только в данный момент, позже барон
