Я смотрела эту запись снова: кадр, еще один, еще одна пятидесятая секунды. Текло время, становилось все больнее удерживаться вот так – растянутым мостом между собой и Мовчан.
Кадр, кадр.
Я нашла это на излете последних секунд – так странно, так понятно, так банально.
– Я не знаю, что с этим делать, – сказала Мовчан.
Ее лица я не видела, хотя уже целиком вернулась в реальность. Очень хотелось прилечь. Анастасии Мовчан, полагаю, еще сильнее.
– Не понимаю своих ощущений, доктор.
– И я. Но я постараюсь разобраться, милая. Прикинуть варианты. Может, завтра?
– На сканировании.
– Думаю, да.
Мовчан показывала мне какие-то данные на экране ноутбука. Я видела свое имя, узнавала размеры опухоли, параметры отростков. Остальное относилось к высшей цитологии и, кажется, биохимии. По виску доктора под идеальной прядью катилась капелька пота.
– Видела уже третьего проводника? – спросила доктор, закрывая лэптоп.
– Да.
Анастасия Мовчан упала в кресло, нимало не заботясь о том, что его скрывал грубый полиэтилен. Я осторожно села на край стола.
– Гм. Я еще нет. И что скажешь?
– Она не производит впечатления больной.
– Насчет Куарэ тоже не скажешь… Погоди. Что значит – «она»?
Я промолчала. Мовчан промакивала платком виски, а другую руку пыталась держать подальше от кармана с сигаретами.
– Насколько я помню, – озадаченно протянула она наконец, – наш господин соглядатай определенно имел в виду мужчину.
– Мы столкнулись случайно. Она знает обо мне.
– Много знает.
Мовчан вдруг выдохнула носом и подалась вперед:
– Черная такая? С синими глазами? Доктор Малкольм?
– Да.
– Так какой же она проводник?
Мовчан сунула все-таки в рот сигарету и тут же ее вытащила. Я ждала разъяснений и ощущала себя… Некомфортно.
– Она новая сучка «Соул». Полину Карловскую отозвали, а на ее место прибыла вот эта дамочка.
Я уже достаточно опомнилась от контакта, чтобы различать интонации, – или просто неприязнь в голосе доктора Анастасии была настолько сильна. Мне не хотелось знать подробностей. Я и без того боялась, что чувствую к новой знакомой много лишнего.
– Она всплыла в Бейджине, два года назад, – сказала Мовчан, тянясь к шкафчику. Там был ее виски.
…На конференции было многолюдно, тематика ее оказалась, как принято иронизировать в ученой среде, «межгалактической». Математики, физики, химики – какие-то «перспективы» и «потенциальные направления», «рубежные исследования». Корпорации судорожно искали будущее, финансируя такие мероприятия.
Джоан Малкольм выступила с докладом о странном. Ее звали «никто»: просто безвестный Ph.D. от физики – ни университета, ни проекта, только родной город – почему-то Штутгарт. Мовчан вполуха слушала доклад – и обомлела. Малкольм вслух рассуждала о рубежах психологии, физики и химии. О странных свойствах структурированного карбида молибдена. О новых материалах.
Если вкратце – Джоан в общих фразах выдавала с трибуны секреты «Соул». Понятие «Ангела» витало в воздухе, и посвященные обменивались недоуменными взглядами…
– Дальше – больше, – Мовчан задумчиво пожевала край стакана и влила-таки в себя золотистую жидкость. – Пф. Пошли разговоры и начались перемены в структуре исследования Ангелов. Я знаю только слухи, но там несколько загубленных карьер, промышленный шпионаж и прочие прелести. А уж сколько финансовых потоков родилось или – наоборот – иссякло… Этот доклад, милая, был самым настоящим Ангелом от науки.
Я понимала только голые эмоции: озлобленность, недоумение, страх – понимала отдельные термины и совершенно не видела структуры.
– Говорили, что это провокация кого-то из Совета директоров. Некоторые, – Мовчан рассмеялась, – даже верили, что она гениальная самоучка, и ее только потом завербовали в «Соул»…Но я думаю, это был какой-то эксперимент. Или игра такая. Да…
