Книга Страшного суда

Переводчик должен был автоматически перевести сказанное. Может быть, произношение у Киврин настолько непривычное, что женщина, приняв ее слова за иностранную речь, пытается ответить на ломаном французском или немецком?

— Как называется сия обитель? — размеренно произнесла Киврин, делая паузы между словами, чтобы переводчик успел включиться.

— Wick londebay уае comen lawdayke awtreen godelae deynorm andoar sic straunguwlondes. Spekefaw eek waenoot awfthy taloorbrede.

— Lawyes sharess loostee? — раздался голос.

Ключница оглянулась на невидимую для Киврин дверь, и в комнату вошла еще одна женщина, гораздо старше, с морщинистым лицом и теми самыми грубыми старческими руками из бредовых воспоминаний Киврин. На шее у нее висела серебряная цепочка, а в руках она несла кожаный ларчик, наподобие того, что Киврин оставила в качестве метки, только поменьше и окованный железом, а не медью. Ларчик старуха опустила на подоконную лежанку.

—Auf specheryit darmayt?

Голос Киврин тоже узнала, скрипучий и недовольный. Его владелица обращалась к молодой женщине, сидевшей у постели Киврин, как к служанке. Может, она и есть служанка, а эта старуха — хозяйка дома, хотя чепец у нее ненамного белее и платье не сказать чтобы более тонкого материала. Тем не менее никаких ключей на поясе у нее не наблюдалось, и Киврин только теперь вспомнила, что связку должна носить вовсе не ключница, а как раз хозяйка дома.

Хозяйка поместья, одетая в пожелтевший лен и плохо прокрашенную дерюгу... Значит, наряд Киврин коту под хвост, как и отработанное с Латимером произношение, как и заверения доктора Аренс, что никакие средневековые болезни Киврин не страшны.

— Мне ведь сделали все прививки, — пробормотала она, и обе женщины разом обернулись.

— Ellavih swot wardesdoorfeenden iss? — резко спросила старшая. Кто она младшей? Мать? Свекровь? Кормилица? Непонятно. Киврин не могла выделить в ее речи ни одного знакомого слова, хотя бы имени или обращения.

— Maetinkerr woun dahest wexe hoordoumbe, — ответила младшая, на что старшая сказала:

— Nor nayte bawcows derouthe.

Глухо. Короткие предложения, по идее, должны распознаваться легче, но Киврин не понимала даже, одно слово она слышит или фразу.

Молодая упрямо вскинула обтянутый апостольником подбородок.

— Certessan, shreevadwomn wolde nadae seyvous, — сердито проговорила она.

Может быть, они спорят о том, как с ней поступить? Киврин уперлась слабыми руками в покрывало, словно пытаясь отодвинуться, и молодая, поставив плошку с лопаткой, тут же поспешила к ней.

— Spaegun yovor tongawn glaisl — проговорила она, что могло означать с равным успехом и «Доброе утро!», и «Как вы, получше?», и «На рассвете мы вас сожжем». Наверное, переводчик все-таки не работает из-за болезни. Вот когда жар совсем спадет, наступит ясность.

Старуха опустилась на колени рядом с кроватью и, зажав в ладонях серебряный ковчежец, свисавший на цепочке у нее с шеи, принялась молиться. Молодая наклонилась посмотреть лоб Киврин, потом нащупала что-то у нее на затылке, небольно дернув за волосы, и Киврин догадалась, что ей, видимо, перевязали рану на голове. Она коснулась рукой повязки, потом хотела потрогать спутанные локоны на плечах, но их не было. Неровно обкорнанные пряди заканчивались чуть ниже ушей.

— Vae motten tiyez thynt, — озабоченно произнесла женщина. — Far thotyiwort wount sorr.

Она, похоже, что-то объясняла Киврин, но та не понимала. Хотя на самом деле все ясно: в том сильном бреду Киврин померещилось, что на волосы перекинулся огонь, и кто-то — старуха? — хватала ее за руки, не давая сбить пламя. Что им еще оставалось?

Киврин столько натерпелась с этой непокорной массой волос, столько намучилась с бесконечным мытьем головы, так долго выясняла, какие прически носили средневековые женщины, заплетали они волосы или нет, и старалась даже не думать о том, как она проживет шестнадцать дней своей практики с немытой головой. Радоваться надо, что ее обстригли, но почему-то в голову лезли только картинки со стриженой Жанной д'Арк, которую сожгли на костре.

Молодая хозяйка убрала руки от повязки и с опаской смотрела на Киврин. Киврин улыбнулась ей неуверенно, и та улыбнулась в ответ. С правой стороны у нее не хватало двух зубов, а третий, рядом с щербиной, потемнел, но все равно, улыбаясь, эта женщина выглядела не старше первокурсницы.

Развязав узел, она положила повязку на покрывало. Тот же пожелтевший лен, что и у ее чепца, только разорванный на ветхие полоски и покрытый коричневатыми пятнами крови. Крови оказалось куда больше, чем Киврин предполагала. Наверное, открылась нанесенная мистером Гилкристом рана.

Женщина неуверенно коснулась виска Киврин, будто не зная, что делать дальше.

— Vexeyaw hongroot? — спросила она и, поддерживая затылок Киврин, помогла ей приподнять голову.

Старуха подала младшей деревянную плошку, и та поднесла ее к губам Киврин. Киврин осторожно отпила, заподозрив сперва, что это все та же посудина с воском. Но нет, это оказался не воск, и даже не то питье, которое ей давали прежде. Это была жидкая, зернистая кашица, не горькая, в отличие от питья, зато оставляющая жирный привкус.