— Что? — не поняла Киврин.
— Любодейка. — Щенок отчаянно пытался вывернуться из объятий Агнес. — Бабушка тебя так назвала. Она говорит, что для изменницы потеря памяти куда как удобна.
Прелюбодейка. Что ж, это, пожалуй, лучше, чем французская шпионка. Впрочем, с леди Имейн станется подозревать ее сразу и в том, и в другом.
Агнес снова чмокнула щенка.
— Бабушка говорит, что даме негоже разъезжать зимой по лесам.
Они оба правы, подумала Киврин. И леди Имейн, и мистер Дануорти. Она до сих пор не выяснила, где переброска, хотя и попросилась поговорить с Гэвином, когда леди Эливис пришла поутру промыть рану на виске.
— Он отправился на поиски тех лиходеев, что вас ограбили, — объяснила Эливис, смазывая рану отчаянно жгучим снадобьем, которое воняло чесноком. — Вы что-нибудь о них помните?
Киврин покачала головой, надеясь, что не подведет своей мнимой амнезией какого-нибудь бедолагу крестьянина под петлю. Она ведь не сможет сказать: «Нет, это не тот», если предполагается, что память ей отказала.
Зря, наверное, она стала изображать, что ничего не помнит. Вероятность, что хозяева знают де Боврье, крайне мала, зато у леди Имейн теперь прибавилось подозрений на ее счет.
Агнес пыталась натянуть свою шапочку на голову щенка.
— В лесу водятся волки, — заявила она. — Гэвин зарубил одного волка своим топором.
—Агнес, Гэвин тебе рассказывал, как он меня нашел?
—Ага. Чернышу нравится моя шапочка, — завязывая тесемки гордиевым узлом на шее собаки, похвасталась Агнес.
— Непохоже. И где Гэвин меня нашел?
— В лесу. — Щенок вывернулся из шапочки и чуть не свалился с кровати. Агнес пересадила его на середину покрывала и приподняла за передние лапы. — Черныш танцует!
— Дай-ка я его подержу. — Киврин, спасая несчастного, взяла его на руки. — А где в лесу он меня нашел?
Агнес привстала на цыпочки, чтобы видеть щенка.
— Черныш спит, — прошептала она.
Затисканный щенок действительно заснул, и Киврин уложила его рядом с собой на меховое покрывало.
— Далеко отсюда то место, где Гэвин меня нашел?
— А то, — ответила Агнес, и Киврин поняла, что девочка ничего на самом деле не знает.
Бесполезно. Надо говорить с самим рыцарем.
— Гэвин уже вернулся?
—Да, — поглаживая спящего щенка, кивнула Агнес. — Хочешь с ним потолковать?
— Хочу.
— Так ты любодейка?
Киврин не поспевала за скачками девочкиных мыслей.
— Нет, — ответила она, но тут же спохватилась, что не должна ничего помнить. — Я забыла, кто я такая.
Агнес тискала Черныша.
— Бабушка говорит, что только любодейка станет так дерзко напрашиваться на встречу с Гэвином.
Дверь открылась, и в комнату вошла Розамунда.
— Тебя там все обыскались, неслух, — уперев руки в боки, отчитала она сестру.
— Я разговариваю с леди Киврин, — оправдалась Агнес, кинув тревожный взгляд на покрывало, где, почти сливаясь с собольим мехом, лежал Черныш. Видимо, собак не разрешают приносить в дом. Киврин прикрыла щенка краем одеяла, чтобы не увидела Розамунда.
— Матушка сказала, дама должна почивать, чтобы рана затянулась поскорее, — строго заявила Розамунда. — Пойдем к бабушке. — Она вывела малышку из комнаты.
Киврин проводила их взглядом, отчаянно надеясь, что Агнес не сболтнет леди Имейн насчет просьбы поговорить с Гэвином. Она-то думала, что имеет более чем весомую причину искать с ним встречи, что все поймут: она тревожится о своих пожитках и о поимке разбойников. Но в начале XIV века оказалось «негоже» незамужней знатной девице «дерзко напрашиваться» на разговоры с молодыми людьми.
Эливис общаться с ним не возбранялось — она хозяйка дома, и рыцарь подчиняется ей так же, как ее супругу, который сейчас временно в отлучке. Леди Имейн тем более — она мать его господина. Киврин же следовало дождаться, пока он сам к ней обратится, а потом отвечать с «приличествующей девице скромностью».
