Хвостовое оперение появилась тогда и там, где указал Денис Сагалов, он же со мной и поехал. Катер прошёл мимо мыска, выступающего в реку огромным гладким камнем, омываемым течением — словно морской зверь отдыхает у берега. Сразу за ним была небольшая заводь, в пятидесяти метрах от которой лежало огромное посеревшее дерево с корневой системой, давно свалившееся с постоянно подмываемого обрыва. Над ним.
Белое на зелёном.
Верхний край огромного киля торчал под неестественным углом, словно вставленный в тайгу огромной рукой великана, и находился на уровне высоких сосен в стороне, которым посчастливилось не попасть под сокрушительный удар чудовищной летающей секиры. Такой ракурс невозможно увидеть на стоянках. Дикость. Не бывает этого.
Совершено обалдевший, я машинально перевёл двигатель КС-100 на нейтраль и, медленно поворачивая голову, смотрел на проплывающий хвост самолёта с открытым ртом, пока не понял, что Енисей быстро проносит меня мимо. Развернувшись, поставил судно против течения на малом ходу, и только после этого смог перевести дух, принявшись очень неудобно пригибаться, чтобы разглядеть объект. Чёрт, что-то делаю, а ошалевшая голова не включается! Разозлившись на себя, опять поставил катер по течению, включив реверс — вот, теперь видно хорошо.
К берегу не причалил, не смог, что-то удерживало, настолько этот сводящий с ума апокалиптический кадр был самодостаточен. В своём доминировании он не терпел никакой посторонней детали, отталкивал чуть ли не физически. Денис мне что-то говорил, но я не слышал.
За время службы в Арктической Бригаде всякое бывало.
Мне не раз доводилось видеть авиакатастрофы: разбившиеся вертолёты и небольшие самолёты, гражданские и военные. Как-то мы, замёрзшие и промокшие, с трудом передвигаясь по грязно-серому, ещё глубокому весеннему снегу, растаскивали обломки пассажирского Ан-24, безнадёжно, но честно пытаясь найти выживших. Фрагменты фюзеляжа с синей полосой сливались со свинцово-тяжёлым небом, не пропускавшим ни единого луча солнца… За неделю до происшествия нас перебрасывали этим же бортом. Запомнилось слабое освещение салона, половина которого была занята снаряжением и оружием, закрепленным специальной сеткой, засаленная ткань кресел, голубенькие занавесочки на круглых иллюминаторах, серый дерматин потолка и тревожный аромат авиационного керосина. Движки запустились на прогрев, корпус начала сотрясать сильная вибрация, все напряглись. Взлёт, подвывающий гул и тряска сразу пошли циклами, то нарастая, то убывая, со стуком убралось шасси. После виража под крылом поплыли виды Карского моря. Конфетки «Взлётные» никто не раздавал. Сели нормально. А через неделю он разбился.
Тогда тоже уцелел киль, торчащий над тундрой чуть в стороне от ямы, у самого океана. И он был белого цвета.
Но этот парус…
Когда такой гигант стоит на бетоне, его характерное хвостовое оперение возвышается над землёй на почти двадцать метров, шестиэтажный дом! «Джамбо-джет», «Боинг-747-400», пожалуй, самый знаменитый в мире самолёт гражданских авиалиний. Огромный аэроплан в предсмертном таране страшной силы пробил стену сосновой цитадели со стороны реки, однако мощь енисейской тайги не пустила его в себя полностью, не спрятала, хвостовая часть машины осталась торчать наружу. Сначала из-за размеров обломка мне показалось, что хвост лежит у реки, и только позже я осознал, что и он прорезал свой путь через сосны.
— Уже и скорости почти не было, — шёпотом пояснил Денис.
Да уж, громко разговаривать как-то не хотелось.
— Фрагмент, — шёпотом сказал я, делая фотоснимки компактной камерой прямо через открытое окно
— Там всё есть, — всё так же негромко откликнулся Денис, махнув рукой, и мне стало понятно, о чём он. Несложно представить, помню.
Белая краска ярко блестела в лучах низкого утреннего солнца. Какой хорошей эмалью и насколько качественно красят самолёты, такое впечатление, что борт совсем новенький! Ничего не потускнело. Нет, это не катастрофа... Это инсталляция.
Стабилизатор… Ох, и здоровенный! Херцы-берцы, сейчас, с воды, среди глуши и безлюдья, мои глаза, давно отвыкшие от вида столь большой техники, особенно остро воспринимали его немыслимые размеры! Триммеры, рули высоты и направления — всё на месте. Стабилизатор был переложен на кабрирование, экипаж корабля даже в последний момент отчаянно пытался набрать высоту, уже понимая, что ничего исправить нельзя. Кричали и тянули штурвал. Был на современных версиях «Джамбо-джетов» штурвал или его заменили на джойстик? Не знаю. Вряд ли в такие мгновения о чём-то думаешь, тренированное тело пилота работает на инстинктах, на рефлексах. Ничего не прослеживалось в их действиях, кроме профессионального упрямства, на
