нами командовать. Но точно так же ведут себя наши бизнес-леди и прочие шефы в юбках. Приходилось видеть. Однако в душе даже большая начальница остается женщиной. Она хочет, чтоб ею восхищались, говорили комплименты и признавались в любви. Не получившая внимания, отвергнутая дама злится. Многие начинают мстить. Наживу тучу врагов!
Так думал я, поглощая принесенный стражей обед. Попросив оставить меня одного, жевал, не ощущая вкуса. Размышлял. Правильно ли я поступаю, отказывая всем подряд? А если Виталия не придет? Просто не получится собрать деньги – и все? Что тогда? Возвращаться в храм? Лучше сразу повеситься… А ведь среди приходивших женщин попадались очень хорошенькие. Я видел, что они в лепешку расшибутся, дабы угодить своему мужчине, то есть мне. С ними можно договориться. На Виталии, в конце концов, свет не сошелся. Она, конечно, красивая, но в Роме таких много. Та же Кора, как подрастет, затмит всех. А Эмилия будет с меня пылинки сдувать, это видно уже сейчас…
Думая так, я прекрасно осознавал: не смогу. В бытность мою интерном в больницу привезли искалеченную в дорожной аварии девушку. Я дежурил в приемном покое и первым подошел к каталке. Несмотря на тяжелые травмы, пострадавшая была в сознании и, увидев меня, спросила тревожно:
– Доктор, я буду жить?
– Конечно! – ответил я. – Мы еще спляшем на твоей свадьбе!
Она обрадовалась и улыбнулась. На самом деле я с первого взгляда понял: не выживет. Девушке раздавило живот и размозжило таз, и она держалась только за счет лекарств, которые бригада скорой помощи вколола ей немерено. Скоро набежали вызванные из других отделений хирурги, девушку повезли в операционную. Там несколько часов ее пытались спасти, но только продлили агонию. Во второй раз я увидел девушку в реанимации. Она уходила в полном сознании. Говорить уже не могла, но на меня глянула с таким укором, что я даже спустя годы помнил этот взгляд.
У врачей особое отношение к смерти, она часть их работы, неприятная, но терпимая. Но ту девочку я забыть не смог. Пусть в ее смерти не было моей вины – я даже не принимал участия в ее лечении – но все ж…
Виталия, когда мы договаривались о выкупе, смотрела на меня с такой же беззаветной доверчивостью. Я знал: если выберу другую, она не упрекнет. Но взглядом одарит…
«Ведь обещала найти деньги! – думал я. – Значит, рассчитывала, что сумеет. Почему не идет? Сколько мне тут болтаться? Я свое обещание выполнил!» К окончанию обеда я находился в скверном настроении, что не замедлило сказаться, когда явился следующий посетитель.
Им оказался… мужчина. Смуглый, чернявый, он походил на кавказцев из моего мира. Такой же лощеный, сияющий, с выдающимся вперед пузом и золотыми перстнями на пальцах. Вылитый хач.
– Ты кто? – спросил я. – Гей?
Посетитель осклабился, показав желтые зубы.
– Меня зовут Арбен, – сказал, подходя. – Никакой я не гей. Здесь это запрещено. Могут в тюрьму посадить и даже в рабы продать. Слишком мало мужчин, чтоб терпеть конкурентов.
Он подмигнул.
– Тогда за каким хреном явился? – ласково поинтересовался я.
– У меня лучший лупанарий в Роме! – гордо сказал «хач». – Видел билборд на въезде в Рому? Я придумал! – «хач» приосанился. – Сам художникам говорил, что изображать. Действует! Такие женщины нас посещают, ах! – Он чмокнул губами. – Большие начальницы…
– Погоди! – перебил я. – Мне говорили, лупанарии принадлежат храму.
– И мой принадлежит, – согласился Арбен, – но управляю им я. Доходы делим. Один золотой из тех, что платит женщина, идет храму, один мне, остальное забирает лупа.
– Неплохо!
– Но я несу расходы по содержанию лупанария! Мужчин надо кормить, одевать, платить прислуге. Почти ничего не остается!
«Хач» делано вздохнул. «Врет!» – понял я.
– А вот лупы забирают все, что получат.
– И много выходит?
– Как у кого, – пожал плечами гость. – Меньше четырех за посещение у меня не берут, некоторым лупам дают по пять. Ты можешь просить шесть золотых! – Он осклабился. – Вот и посчитай! Тебе останется четыре. Пятнадцать посещений в месяц – шестьдесят. Большие деньги! Через пять лет будешь богатый человек. Купишь дом, заведешь слуг, выберешь девочку… Хоть десять! Живи и радуйся! А?
Он снова оскалился.
– А чаще пятнадцати раз?
– Нет! – огорчился Арбен. – За этим строго следят. Жрицы дежурят. Считается, что если часто, то семя плохое. Уж я им объяснял – ни в какую!
В его глазах отразилось сожаление. В этот раз – искреннее.
– Как ты попал сюда? – спросил я. – Откуда?
– Из Косово.
