Прикинув на глаз расстояние, Богославец нашарил второе копыто – заметно ближе, чем поначалу стал искать. Взявшись за каждое втроем, с натугой поволокли тушу по дну к берегу. Вот показались рога, блестящий от воды серый бок… Обещанных крыльев не было, густая грива, закрывшая морду, оказалась перепутанными плетями сон-травы и осоки. Сулица Эймунда еще торчала в боку.
Чуть придя в себя к тому времени, тот подошел и выдернул свое оружие. Острием осторожно сдвинул зеленые стебли с морды зверя.
Стоявшие вблизи разом наклонились, пристально вглядываясь. Кто-то охнул среди тишины. Богославец присел и прикоснулся к морде зверя. Потом хмыкнул.
– Братцы… Разрази меня Перун на месте… Это ж корова!
Для села Вихрцы это был тревожный день. Вечером Илко и Танчо, сыновья Камена, не сумели найти Златку, свою корову. Снова отправились на поиски на заре и обнаружили лишь останки: отрубленную голову, снятую шкуру и часть внутренностей. Отважившись пойти по следам, на другой стороне острова нашли стан неведомой разбойничьей ватаги: человек сорок мужчин и кости своей Златки. Холодея от ужаса, подростки прыгнули в челн и принесли домой страшную новость: вблизи появились разбойники-русы!
Село стояло на сухой гривке среди озер, болот и проток, и протоки служили тропинками, подводящими к каждому дому. Хижи[5] здесь строили из пучков высушенного тростника и обмазывали илом: высыхая, он становился твердым как камень. К беленым стенам лепились яблони, груши, вишни: земли для них было не много, но благодаря тому же илу все росло хорошо. Как и прочие селения болотного края, Вихрцы жили рыбной ловлей, женщины вязали сети. Зимой косили сухой тростник и продавали: им хорошо было крыть крыши.
Этим утром хижи опустели: женщин и скотину увезли на мелкие островки и спрятали в зарослях, где чужаки не нашли бы их и за целый год. Послали гонцов в два ближайших села и велели мужчинам спешить в Вихрцы. Собравшись все вместе, подунавцы смогли бы хоть числом уравняться с русами.
Однако до вечера разбойники никак себя не проявили. К концу дня Смилян, кмет Вихрцов, с тремя мужчинами отважился наведаться на остров, где отроки видели чужих.
Остров оказался пуст, но следов там осталось множество: кострище, кости и голова бедной Златки. Куда уплыли чужаки? Где теперь появятся? Сход решил, что надо ехать в Ликостому, к багаину Самодару. Еще ночь мужчины провели без сна, с оружием в руках сторожа ведущие к селам протоки, а утром Смилян отправился с двумя гонцами в ближайший воеводский городок. Взял с собой и Танчо – как живое доказательство, ибо он единственный, кто видел русов своими глазами, пока Илко сторожил челн.
До Ликостомы вверх по реке был дневной переход. Сменяя друг друга на веслах по двое, к вечеру вихровцы достигли цели.
В этих краях был самый корень Болгарского царства. Близ устья Дуная, в трех переходах вверх по течению, раскинул когда-то свой стан хан Аспарух – владыка булгар-кочевников, что триста лет назад первым привел их на берега Дуная и дал им здесь новую родину. В союзе со славянами восьми племен, жителями этих земель, всадники Аспаруха обрели силу для борьбы и с хазарами, и с греками – даже брали с василевсов дань. На месте его «хринга», то есть стана болгарской орды, сейчас располагался город Преслав Малый, где жил младший брат царя Петра – Боян. Престол царства Болгарского уже полвека находился в Преславе Великом – царь Симеон, отец Петра, построил этот город как свою новую христианскую столицу. Потомки болгар-кочевников, когда-то захвативших власть над этим краем с его славянским населением, теперь составляли его крещеную знать. Смешавшись с ними, восемь древних племен теперь носили общее имя – дунайцы или подунавцы.
Ликостома высилась на ровном берегу Дуная в окружении садов и лугов, где паслись багаиновы табуны. Построили ее по образцу других болгарских городов: это была четырех-угольная крепость-калэ за рвом, полным воды, и высоким земляным валом. Поверх вала шла каменная стена, из камня были выстроены двор багаина – хозяйский дом, помещения для дружины. Имелась там и небольшая церковь Апостола Андрея. Стараниями царевича Бояна она украсилась фресками и даже двумя колоннами из сероватого мрамора: все это он раздобыл при помощи своей невестки-гречанки, царицы Ирины.
Посланцы Вихрцов добрались до места уже в густых сумерках. Даже боялись, что опоздают и придется ночевать на пристани в челне. Однако ворота калэ еще были открыты, и людей внутри показалось необычно много. В кафтанах, в сапогах, с узкими кожаными поясами – по виду все это были отроки чьей-то дружины.
– Может, они уже знают? – заметил Камен, отец Танчо.
– Добрый вечер в дом, юнаки! – Смилян сдернул овчинную шапку и поклонился ближайшим двум воинам.
Без особого дела те стояли близ ворот багаинова двора, засунув руки за свои украшенные плотным рядом бронзовых бляшек пояса, и пересмеивались, разглядывая девок и женщин, что гнали скотину с луга.
– Не позволено ли нам будет узнать – что за господин приехал с такой сильной дружиной?
– Не узнал, старче, багатуров баты[6] Бояна? – усмехнулся один.
– Баты Боян приехал в Ликостому?
– Ну раз я здесь стою! – ответил отрок, и оба захохотали.
Дом багаина Самодара был выстроен из белого камня, с выложенными красным кирпичом округлыми сводами окон. В подражание Константинополю выстроил свою столицу, Великий Преслав, царь Симеон, а его сыновья перенесли этот облик на Преслав Малый и другие крепости своей земли. Правда,
