– У нас нет столько денег! – почти в один голос сказали Феофан и Евгений.
– На содержание послов и купцов каждый год уходило по две тысячи номисм, это не так страшно, но выдать им разом триста тысяч я не в состоянии! – продолжал логофет геникона.
– А ты что скажешь, Константин? – Роман посмотрел на своего зятя. – Поделись с нами твоей ученостью.
Тридцатишестилетний наследник Льва, Константин неплохо бы смотрелся во главе войска – рослый, крепкий, с довольно правильными чертами продолговатого лица, высоким бледным лбом, большими выразительными глазами, блестящими и густыми черными бровями, придававшими замкнутому лицу внушительность. Но он слишком рано остался сиротой, чьей гибели хотели слишком многие, и привык избегать всяческих столкновений. Поделившись властью, он сохранил жизнь и был благодарен Господу за это.
– Маврикий август требовал понимания особенностей каждого противника, будь то сарацины, славяне или анты, хазары или авары… – мелодичным голосом ответил он, предпочитая и сейчас высказать мнение не свое, а давно покойного мудреца-василевса, сочинившего трактат по военному искусству.
– И чего же требует от нас понимание скифов? – подтолкнул Роман.
– Против русов «влажный огонь» никогда еще не применялся. А значит, если они с ним не знакомы, то он поразит их и повергнет в ужас…
– И тем мы исполним требование занимать наивыгоднейшее положение для боя! – подхватил Феофан. – У нас нет денег для выкупа, но достаточно «морского огня»! Смело выйти в Босфор и пугнуть скифов из сифонов нам обойдется куда дешевле!
– И невозможным это кажется лишь тем, кого Господь наделил уж очень робким сердцем! – засмеялся патриарх и глянул на Матфея. – Но чего бояться, если в таких случаях высшим стратигом ромеев становится сама Дева Мария? Под таким знаменем и умереть не страшно!
– Патриарх совершенно прав!
– Что ж, если вы с патриархом так отважны, то вам двоим мы и поручим это дело, – Роман взглянул на Феофана.
Все умолкли. К василевсу обратилось тридцать пар удивленных глаз.
– Патриарх, как ему положено, будет молить Господа о ниспослании подходящей погоды и благословении нашего оружия, – пояснил Роман. – То есть наших сифонов. А ты, патрикий, поведешь хеландии в Босфор.
– Я? – изумился Феофан.
Никогда прежде ему не случалось возглавлять войска – ни на море, ни на суше. Если бы ему предложили жениться, он бы удивился лишь немногим больше.
– Ни одного флотоводца у меня сейчас нет. Разве что я сам пойду, – проворчал Роман, намекая на свою прежнюю, еще до восшествия на трон, службу в должности друнгария царского флота. – А ты человек разумный и веришь в успех этого дела – у меня нет лучшего исполнителя, чем ты. Вера в победу – уже половина победы, а ты, я вижу, верой своей превосходишь здесь всех… За исключением патриарха и меня.
– Но мне неизвестен порядок… Я не знаю глубин и течений в Босфоре…
– У тебя на каждом корабле будут кентарх и кормчий, которые все это знают. Я сам соберу кентархов и дам все нужные указания. Пошлите за начальником верфи, – Роман взглянул на своего мистика[20], и тот быстро вышел.
Заседание совета продолжалось до позднего вечера. Начальник верфей просил десять дней на то, чтобы подготовить к выходу в Босфор – и не далее – хотя бы десяток хеландий, но Роман отвечал: пусть просит десять дней у скифов, а он, василевс, не в силах дать больше трех. Запасы «морского огня», предназначенного для вывоза в Италию, на помощь войскам короля Гуго, предстояло перенести на выбранные суда и наладить сифоны к бою. Зенон отправился готовить свою тагму к выступлению в качестве стратиотов на хеландиях. Эпарх и друнгарий Виглы ушли обсуждать со своими подчиненными меры поддержания порядка в городе, куда сейчас ринутся жители предместий и непременно возникнет смятение.
Когда все прощались, собираясь расходиться, патриарх подошел к Феофану и заверил с непривычной убежденностью:
– Буду молиться за погоду! «Я – с вами и никто – против вас!»[21]
Так колокол Божий прозвонил над Новым Римом во второй раз. И теперь гул его разнесся над городом и предместьями, слышимый от Мега Палатиона до последней пастушеской лачуги.
Вражеским набегом и осадой жителей Константинополя можно было напугать, но уж точно не удивить. За последние три с половиной века Новый Рим семнадцать раз видел под стенами неприятельское войско – пешее, конное и корабельное. Дважды приходили славяне, дважды – сарацины и авары. Сильнее всех отличились болгары – они осаждали Константинополь семь раз. И вот русы грозили появиться в третий. Иной раз осада кончалась поражением осаждающих, иногда василевсы предпочитали предложить мир, но ни разу город за неприступными, будто горная гряда, стенами не был взят. Однако осада грозила прервать сообщение, подвозы припасов и товаров, нарушить все деловые связи, разорить торговцев и ремесленников. В бесчисленных церквях Города служили молебны, ремесленники трудились над починкой хеландий круглые сутки, даже ночью, при свете костров и факелов.
Протовестиарий Феофан, в первый миг пораженный решением василевса сделать его главой предприятия, быстро оправился и решительно взялся за дело. Каждое утро он, пробудившись, тут же выглядывал в окно, опасаясь увидеть ветер и тучи. Пошли сейчас Бог дурную погоду – если василевс не
