– Нет. Никогда.
Я по-прежнему колебалась, чувствуя себя виноватой.
– Ты ведь не… не из-за меня? Из-за моих слов о рабах?
– Нет. – Джейми помолчал. Я заметила, как у него дрогнули искривленные пальцы на правой руке. – Я уже был рабом, Клэр, – тихо сказал он, опустив голову. – И не смогу жить, зная, что в мире есть человек, который ненавидит меня так же, как я ненавидел тех, кто считал себя моими хозяевами.
Я накрыла его искалеченную ладонь своей. По моим щекам заструились слезы, теплые, как летний дождь.
– Ты меня не оставишь? – наконец спросила я. – Ты не умрешь?
Джейми покачал головой и крепко сжал мою руку.
– Ты – моя смелость, а я – твоя совесть, – прошептал он. – Ты – мое сердце… а я – твое сострадание. Мы – единое целое, мы не можем быть порознь. Разве ты сама не знаешь, саксоночка?
– Знаю. – Голос дрогнул. – Поэтому мне так страшно. Я не хочу вновь стать лишь половинкой целого, я этого не вынесу.
Джейми убрал прядь с моей влажной щеки и притянул меня к себе; я чувствовала, как от каждого вздоха вздымается и опадает его грудь. Такой осязаемый, такой живой, рыжие завитки отливают золотом на обнаженной коже… И тем не менее я уже теряла его – однажды.
Он коснулся моей щеки.
– Разве ты не видишь, как мало значит смерть, когда мы вместе? – шепнул Джейми.
Мои руки сами собой сжались в кулаки. Нет, не мало!
– Все то время, когда ты меня оставила, после Каллодена… Я был мертв, разве нет?
– Я думала, ты умер. Поэтому и… ох.
Я прерывисто вздохнула. Джейми кивнул.
– Через двести лет я и подавно буду мертв, саксоночка, – криво усмехнулся он. – И не важно, что меня прикончит – индейцы, дикие звери, чума, виселица или возраст. Меня не станет.
– Да.
– А пока ты была там – в своем времени, – я был мертв, правда?
Я кивнула, не находя слов. Даже сейчас я легко вспоминала чудовищную бездну отчаяния, затянувшую меня после расставания, из которой так медленно, дюйм за дюймом, я с болью выкарабкивалась.
Джейми сорвал пучок травы и сжал в ладони.
– Дни человека – как трава, – тихо процитировал он, мягко коснувшись зеленью моих костяшек, лежавших на его груди, – как цвет полевой, так он цветет. Пройдет над ним ветер, и нет его.
Джейми коснулся травинок губами, потом поднес к моим.
– Я был мертв, саксоночка моя… и в то же время не переставал тебя любить.
Я закрыла глаза, чувствуя, как травинки едва заметно щекочут губы.
– И я не переставала тебя любить, – прошептала я. – И никогда не перестану.
Травинки исчезли. Не открывая глаз, я ощутила, как Джейми наклонился, а затем накрыл мои губы своими, теплыми, как солнечный свет.
– Пока наши тела живы – мы одна плоть, единое целое, – шепнул Джейми.
Его пальцы касались меня – волос, лица, шеи, груди, – а я дышала его дыханием, изо всех сил прижимаясь.
– А когда мое тело умрет, с тобой останется моя душа. Клэр, клянусь своей надеждой на рай – я тебя не оставлю.
Ветер шелестел листвой каштана. В воздухе витали богатые ароматы позднего лета – сосен, травы, земляники, нагретых солнцем камней, прохладной воды… И резкий, мускусный запах мужчины, держащего меня в объятиях.
– Ничего не уходит безвозвратно и не исчезает, саксоночка. Просто меняется.
– Это первый закон термодинамики, – пробормотала я, вытирая нос.
– Нет, – твердо сказал Джейми. – Это вера.
Часть шестая
Я тебя люблю
Глава 17
Домой на каникулы
Инвернесс, Шотландия, 23 декабря 1969-го
Роджер в десятый раз проверил расписание поездов и вновь принялся мерить шагами гостиную пасторского дома, слишком взволнованный, чтобы усидеть на месте. Ждать оставалось еще час.
В гостиной царил беспорядок – на всех поверхностях громоздились картонные коробки. Роджер обещал увезти все до Нового года, кроме вещиц,
