нежную плоть, нож и ножны в одно и то же время. Ритм наших движений слился с биением сердца.
Огонь медленно догорал, отбрасывая красно-желтые блики на деревянные стены нашего укромного прибежища. Мы мирно лежали, не заботясь о том, где чьи ноги и руки. Меня клонило в сон, и я почувствовала теплое дыхание Джейми у себя на щеке.
– Она станет искать, – уверенно произнес он.
Двумя днями позднее случилась короткая оттепель, и Джейми, сам несколько утомленный царившей в хижине духотой, решил воспользоваться благосклонностью природы и пойти на охоту. На земле нерастаявшими островками еще лежал снег, однако таких островков оставалось совсем чуть-чуть; спуститься будет нетрудно, решил он.
Я все же засомневалась в этом, когда позже тем утром сгребала снег в корзину, чтобы получить немного талой воды. Под кустами снег лежал толстым слоем, хотя на открытых участках он и впрямь подтаял. Я надеялась, что Джейми прав, тем более что припасы наши подошли к концу и уже больше недели мы обходились совсем без мяса; капканы, которые расставил Джейми, замело снегом.
Я занесла в дом корзину со снегом и опрокинула содержимое в бак, при этом, как всегда, чувствуя себя колдуньей.
– Пламя, прядай, клокочи! Зелье, прей! Котел, урчи! – забормотала я на манер макбетовских ведьм, глядя, как комочки снега с шипением растворяются в мутной воде.
У меня в хозяйстве имелся огромный бак, доверху наполненный водой, постоянно бурлящей на слабом огне. Она была нужна не только для мытья, но и для того, чтобы варить все, что нельзя пожарить. Я складывала нарезанное мясо или другие продукты, которые хотела приготовить, в выдолбленную тыкву или в глиняный кувшин, плотно запечатывала горлышко и на веревках спускала в бурлящие глубины котла, время от времени выуживая, чтоб проверить на готовность. Одного котла хватало, чтобы приготовить еду на день, а после оставалась еще и горячая вода для стирки.
Вторую корзину со снегом я перевернула в деревянную лохань и оставила медленно таять – запас питьевой воды на день. Больше никаких срочных дел не было, так что я уселась читать медицинский журнал Дэниэла Роулингса и штопать чулки, блаженно вытянув ноги к огню.
Сперва я не слишком беспокоилась, что Джейми не вернулся. Но в конце концов меня одолела тревога – я всегда волновалась, когда он надолго отлучался, однако старалась скрывать это от самой себя. Тени на снегу постепенно сгущались, а солнце медленно утопало за горизонтом, и я начала прислушиваться все внимательней.
Я занималась своими делами и в то же время ждала, что вот-вот раздастся звук его шагов и приветственный оклик, готовая сорваться с места и протянуть руку за подстреленной индейкой, которую следовало ощипать, или еще чем съедобным, что нужно бы помыть. Поглядывая на гору, я накормила и напоила мулов и лошадей. Вместе с угасающим дневным светом таяли и мои ожидания, превращаясь в призрачную надежду.
В хижине стало зябко, и я вышла за дровами. Наверное, часа четыре, не больше, подумала я, хотя под кустами черники лежала уже темная холодная тень. Через час сгустятся сумерки, а через два станет темно, хоть глаз выколи.
Поленницу припорошило снегом, верхние бревна отсырели. Я с опаской вытянула несколько бревен из орешника, желая добраться до сухих поленьев, – памятуя, что вполне может попасться змея, скунс или еще какая живность, которая облюбовала сей укромный закуток.
Я вздохнула и пригляделась, а потом в виде последней предосторожности сунула в поленницу длинную палку и потыкала ею внутри. Не почувствовав сопротивления и не услышав шипения либо еще каких подозрительных звуков, я уверенно протянула руку и пошарила среди бревен, пока не нащупала шершавое полено из доброй сосны. Мне хотелось разжечь настоящий большой огонь, ведь после целого дня на охоте в снегу Джейми наверняка насквозь промерз.
Доброе сосновое полено я положу в самое сердце очага, а по краям устрою три деревяшки поменьше из орешника, который горит медленней. Я положила их сверху, чтобы просушились, тем временем закончила с приготовлением ужина. После, когда мы уляжемся спать, я подброшу в огонь отсыревший орешник, он протлеет до самого утра.
Тени приняли оттенок индиго и утонули в сером зимнем полумраке. Темно-фиолетовое небо было покрыто густыми снежными тучами. Резко похолодало, и пошел снег.
– Где ж тебя носит, – сказала я вслух, – неужели лося подстрелил?
Мой голос прозвучал еле слышно в тяжелом влажном воздухе, но от самой мысли мне стало полегче. Наверное, Джейми и в самом деле к вечеру попалась крупная добыча, и он решил остаться возле туши; разделать крупное животное – дело долгое и сложное, а мяса можно было запросто лишиться, оставив его на милость хищников.
На огне кипело овощное рагу, хижина заполнилась славным ароматом лука и дикого чеснока, но аппетит у меня пропал. Я повесила котел на крючок сбоку от очага – снова подогрею, когда Джейми вернется. Перед глазами мелькнуло какое-то зеленое пятно, и я замерла, чтобы рассмотреть, что там такое. Небольшая ящерка, спасаясь от зимней стужи, проскользнула в стенную щель.
Она была черно-зеленой и блестела, как драгоценный камень. Я схватила ее, чтобы та с испугу не угодила в огонь, и вынесла бедную кроху, которая как полоумная вырывалась из рук, обратно на улицу. Я отнесла ее к поленнице и опустила на землю.
– Смотри! – наказала я. – Вдруг в следующий раз не повезет.
Уже совсем стемнело, но все еще различимы были стволы деревьев, обрамлявшие расчищенную поляну, серо-белые по сравнению с черным и мрачным
