– Можно попробовать иглоукалывание, – размышляла я вслух. – У меня с собой иголки мистера Уиллоби, и…
– Саксоночка, – сдержанно изрек Джейми, – мне и так больно, холодно и есть хочется; я терплю и не жалуюсь. Но чтобы родная жена мне в спину иголками тыкала… Просто обними меня и пожалей.
Я рассмеялась и обняла Джейми, крепко прижавшись к нему. Моя рука сползла вниз по его животу и замерла, остановившись гораздо ниже пупка.
– А что значит пожалеть?
Джейми поспешно схватил меня за руку, избегая дальнейших вторжений.
– Не так, – буркнул он.
– Может, отвлечешься, не так больно будет… – Я соблазнительно погладила его пальцами.
Джейми тотчас затянул потуже пояс.
– Ты считаешь? – сухо спросил он. – Вот что я скажу, саксоночка. Если б мы лежали дома в теплой постели, а изнутри меня грел ужин, твоя идея пришлась бы вполне кстати. А теперь при одной даже мысли… Господи, женщина, ты сама-то хоть знаешь, до чего у тебя руки холодные?
Я прижалась щекой к его спине и засмеялась. Я почувствовала, как клокочет от смеха и у него внутри, хотя рассмеяться в голос ему было больно.
Теперь мы лежали молча, прислушиваясь к шепоту падающего снега. Под тсуговыми ветвями царил полумрак, но мои глаза скоро привыкли к темноте, и сквозь просветы в иголках я наблюдала за таинственным мерцанием снега над головой. Мелкие снежинки пробирались меж иголок, туманясь под навесом белым облачком, и время от времени щеку покалывало от холода.
Джейми превратился в темный сгорбленный силуэт, но так как глаза постепенно стали видеть в темноте, я различила бледную полоску шеи между воротником рубашки и спутанными волосами. Его кудри, мягкие и прохладные, лежали у моего лица; немного повернув голову, я дотянулась до них губами.
– Как думаешь, который час? – спросила я, потому что сама не имела никакого представления. Я ушла из дома уже после того, как стемнело, и целую вечность блуждала в горах.
– Поздно, – ответил Джейми. – И до рассвета далеко, – добавил он, поняв, о чем я спрашивала на самом деле. – Едва минуло равноденствие, сегодня одна из самых долгих ночей в году.
– Прелестно. – Было ужасно холодно, я все еще не чувствовала пальцев на ногах, но дрожать перестала. Меня охватила пугающая сонливость, тело расслабилось после тяжелой работы и начало остывать. Перед глазами проносились картины – мы оба тихо замерзли, свернувшись в листве, как дикобразы. Скажут, это была легкая смерть… Тем не менее меня такой исход не привлекал.
Джейми дышал глубже и медленнее.
– Не спи, – сказала я, ущипнув его под мышкой.
– Ай! – Он прижал руку к боку, чтобы унять боль. – Почему?
– Нельзя спать, мы замерзнем.
– Не замерзнем. Идет снег, он нас укроет.
– Я знаю, – сварливо огрызнулась я. – И что с того?
– Снег холодный, если дотронуться, – терпеливо объяснял Джейми. – Но внутрь он холод не пускает, ясно? Как одеяло. В доме, который замело снегом, намного теплее, чем если бы он стоял на ветру. Почему медведи не замерзают? Спят всю зиму.
– У них толстая жировая прослойка, – возразила я. – Я думала, им поэтому тепло.
– Ха-ха. – Джейми хохотнул и тяжело подался назад, облапив мои бедра. – Чего ж ты тогда волнуешься?
Испытывая большое облегчение, я потянула вниз воротник его рубашки и лизнула сзади в шею до самого затылка.
– О-оооо. – Джейми весь содрогнулся, стряхнув снег с укрывавших нас ветвей, отпустил мои бедра и потер шею. – Вот зачем ты так жестоко? – пожаловался он. – Я же валяюсь тут беспомощный, как бревно.
– Да ладно, притворщик! – воскликнула я и подвинулась ближе, чувствуя себя уверенней. – То есть насмерть мы не замерзнем?
– Вроде бы не должны, – ответил он. – Хотя ручаться не стал бы.
– Слушай, – нахмурилась я, почувствовав себя куда менее уверенно, – может, тогда еще чуть-чуть не поспим? На всякий случай.
– Больше не буду тебя обнимать, – веско произнес Джейми. – Мы не дома. А если еще раз сунешь свою ледяную лапу мне в штаны, я тебя точно задушу, и плевать, что спина болит.
– Ладно-ладно, – поспешно согласилась я. – Рассказать тебе что-нибудь?
Все горцы любят разные истории, и Джейми не был исключением.
– О, давай! – Его голос звучал куда радостней. – А что за история?
– Рождественская история, – таинственно сообщила я. – Об одном скряге по имени Эбенезер Скрудж.
– Небось англичанин?
– Да. Только, чур, слушать молча.
