заболела. Точка. А теперь бегом натягивай халат и ложись.
Как хорошо было его обнимать. Льняная рубашка Джейми приятно холодила мою смазанную маслом грудь, и хотя шерсть пледа колола мне бедра и живот, ощущение было превосходным. Я потерлась о него, словно кошка.
– В постель, – велел Джейми уже не столь непреклонно.
– М-ммм, – прогудела я, давая понять, что не намерена идти туда в одиночестве.
– Нет, – ответил он, слегка отстраняясь. Наверное, он хотел отступить, но я не позволила; его движение только сильнее разожгло искру, вспыхнувшую между нами.
– М-ммм. – Я настаивала, прижимаясь сильнее. Несмотря на опьянение, я все же сообразила, что Дункан ляжет спать на коврике у очага, а Иэн устроится в тележке. И хотя внутри меня пылала страсть, я не позволила чувству захватить меня целиком.
– Отец говорил: никогда не пользуйся тем, что женщина пьяна.
– Я не пьяная, мне лучше, и вообще…
Я стала медленно покачивать бедрами.
– Он говорил, что человек, который способен схватить себя за задницу обеими руками, пьяным не считается.
Джейми оценивающе взглянул на меня.
– Не хочу тебя расстраивать, саксоночка, но ты держишь мою задницу, а не свою.
– Ну и что, – возразила я, – мы женаты, поэтому делим все. Мы одна плоть, слова священника.
– Наверное, зря я тебя намазал, – буркнул Джейми себе под нос, – на меня это так не действует.
– Ты мужчина.
Он предпринял последнюю вежливую попытку освободиться.
– М-мммм. – Я зарылась лицом в рубашку у него на груди и слегка укусила. – Жадина!
Эту историю рассказывал граф Монтроз: после какой-то битвы он лежал в чистом поле, полуживой от холода и голода, и его отыскала одна юная девушка. Она стянула с ноги башмачок, размешала в нем ячменную крупу с холодной водой и накормила распростертого на земле графа, тем самым спасла ему жизнь.
Перед моим носом возникла чашка с той же самой живительной пищей, за тем исключением, что моя была теплой.
– Это еще что? – поинтересовалась я, глядя на зерна невнятного цвета, плавающие брюхом кверху в мутной водянистой жиже. Они напоминали личинок-утопленниц.
– Ячменный бульон! – гордо провозгласил Иэн, любовно глядя на чашку, словно на собственного первенца. – Сам сварил! Крупу взял в том мешке, что ты от Мюллеров принесла.
– Благодарю, – ответила я и сделала осторожный глоток. Вряд ли он все же смешивал воду с крупой в своем башмаке, хотя пахло именно так. – Очень вкусно. Очень мило с твоей стороны, Иэн.
Мальчишка покраснел от удовольствия.
– Ой, да не за что, тетя, там еще много. А может, принести тебе сыра? Только срежу корки с плесенью.
– Нет-нет, спасибо, – поспешно отказалась я. – Не сходить ли тебе на охоту? Вдруг попадется белка или кролик? Мне уже лучше, хватит силы приготовить что-нибудь на ужин.
Длинное худощавое лицо Иэна осветилось лучезарной улыбкой.
– Как же я рад, тетя, – счастливо вздохнул он. – Если бы ты видела, чем мы тут питались с дядей Джейми, пока тебя не было!
Он ушел, а я осталась лежать на подушках, раздумывая, куда бы деть чашку с бульоном. Пить его мне не хотелось, но я чувствовала себя, словно кусок подтаявшего масла – мягкой, слабой, почти жидкой. Встать с постели казалось невероятно сложным.
Накануне Джейми без дальнейших возражений отнес меня в постель и там окончательно отогрел, неспешно и вдумчиво. Хорошо, что он не пошел на охоту вместе с Иэном. Бедняга насквозь пропах камфарой, звери учуют его за милю.
Заботливо подоткнув килт, он оставил меня засыпать, а сам отправился поприветствовать Дункана более формально и предложить ему воспользоваться гостеприимством нашего дома. Я слышала, как мужчины переговариваются снаружи, сидя на крылечке в лучах теплого послеобеденного солнца. Длинные, неяркие лучи проникали в комнату через окно, освещая деревянную обстановку хижины.
Солнечные лучи подсвечивали и череп. Он стоял на письменном столе в углу комнаты вместе с глиняным кувшином с букетом цветов и моим медицинским журналом, являя собой чудесный натюрморт, иллюстрирующий картину уютной семейной жизни.
Вид медицинского журнала вывел меня из оцепенения. Роды, которые я приняла на ферме Мюллера, расплывались в памяти; надо сделать записи, пока хоть что-нибудь помню.
Я зевнула, потянулась и села в кровати. Я все еще чувствовала себя полупьяной, в ушах шумело от вчерашнего бренди, все тело ломило – где-то больше, где-то меньше, однако в общем и целом работать я могла. А еще я проголодалась.
