Свет от костра был непостоянным, мигающим, его еле хватало, чтобы разглядеть деревья вокруг да бледный настил из еловых иголок и сухих листьев. Можно было разобрать бугры валунов под листьями или случайный обломок упавшей ветки. Не то чтобы отсутствие потенциального оружия имело значение, руки-то у меня все равно были крепко связаны.
Тяжесть юного насильника ухудшила мое положение: из-за борьбы узлы затянулись туже, и запястья пульсировали от недостатка циркуляции. Кончики пальцев начали неметь. Вот черт. Неужели в результате этого абсурда я потеряю пару пальцев от гангрены?
Какую-то секунду я раздумывала, пойдет ли мне на пользу покладистое поведение со следующим мерзким мальчишкой. Быть может, он уберет кляп. Если уберет, то я хотя бы смогу попросить его ослабить веревки, а потом позову на помощь, возможно, придет Тэббе и прекратит дальнейшее надругательство, опасаясь моей сверхъестественной мести.
Кусты снова зашуршали – вот и новый визитер. Я сжала зубы на кляпе и посмотрела вверх, но силуэт принадлежал не одному из мальчишек. Единственная мысль, которая пришла мне в голову после того, как я поняла, кто ко мне пришел, была: «Джейми Фрэзер, мать твою, где тебя черти носят?»
Я застыла, как будто неподвижность могла сделать меня невидимой. Мужчина задвигался и присел на корточки, чтобы посмотреть мне в лицо.
– Больше не смеешься, так? – спросил он непринужденно. Это был Бобл, бывший поимщик воров. – Ты и твой муженек думали, что это чертовски смешно, так? То, что эти немки со мной сделали. А потом мистер Фрэзер с лицом праведника, читающего Библию, сказал мне, что они просто хотели сделать из меня сосиску. Ты тоже думала, что это забавно, не так ли?
Если честно, то это и правда было забавно. Но он был в общем прав: теперь я уже не смеялась. Он отвел руку и наотмашь ударил меня по лицу.
От удара на глазах выступили слезы, но сбоку его освещал огонь от костра, и я разглядела улыбку на пухлом лице. Дурное предчувствие заставило меня задрожать. У него были короткие тупые зубы, на их фоне клыки по бокам выделялись, длинные и пожелтевшие, как у крысы.
– Держу пари, это тебе покажется еще более забавным, – сказал он, поднявшись, и потянулся к ширинке. – Надеюсь, Ходж не прикончит тебя сразу и у тебя будет шанс поведать мужу о нашем приключении. Бьюсь об заклад, он оценит эту шутку, с его-то чувством юмора.
Семя мальчишки еще было влажным и липким на моих бедрах. Я рефлекторно дернулась и попыталась встать на ноги, но петля на шее быстро меня остановила. От пережатой сонной артерии на секунду потемнело в глазах, и, когда зрение вернулось, я обнаружила лицо Бобла в нескольких дюймах от своего. Его горячее дыхание обжигало кожу.
Он сжал мой подбородок и потерся об меня лицом, закусывая мои губы и царапая щеки жесткой щетиной. Потом он отодвинулся, оставив мое лицо влажным от его слюны, опрокинул меня навзничь и навалился сверху. Я чувствовала, как в нем пульсирует жестокость, будто обнаженное сердце с тонкими стенками, которое вот-вот разорвется. Было ясно, что мне не удастся сбежать или остановить его, я знала, что он причинит мне боль при малейшем поводе. Единственным вариантом было лежать тихо и не препятствовать ему.
Но я не смогла. Я напряглась под ним и перекатилась на бок, подняв колено как раз в тот момент, когда он задирал мою рубашку. Удар вскользь пришелся ему по бедру, он рефлекторно поднял кулак и резко ударил меня по лицу.
По голове мгновенно начала расползаться черно-красная боль, она заполнила собой все, и я ослепла, замерев от шока. Ты полная дура, подумала я с абсолютной ясностью. Теперь он убьет тебя. Второй удар обрушился на мою щеку, и голова дернулась в сторону. Возможно, я двигалась в неосознанном сопротивлении, а возможно, и нет. Неожиданно он оказался возле меня на коленях, осыпая мое тело глухими тяжелыми ударами, похожими на то, как океан ударяет волнами о песчаный берег, слишком далекими, чтоб ощущать их. Я извивалась и корчилась, поднимая плечи и пытаясь закрыть лицо, уткнуться в землю, а потом я перестала чувствовать его вес.
Он встал и принялся пинать меня и сыпать ругательствами, он вздыхал и сопел, пока его ботинки обрушивались на мои бока, спину и ягодицы. Я коротко вскрикивала, стараясь дышать. Тело дергалось и вздрагивало на сухой листве, и я цеплялась за твердость земли под собой, пытаясь утонуть в ней, быть ею поглощенной.
Потом все прекратилось. Я слышала, как он тяжело дышит и пытается говорить.
– Чертова… чертова… ох ты чертова… Прок… проклятая… Сучка…
Я лежала неподвижно, желая раствориться в темноте, которая укутывала меня. Я знала, он собирается пнуть по голове. Я уже чувствовала, как дробятся и ломаются зубы, как хрупкие кости черепа, хрустя, втыкаются во влажную мякоть мозга. В тщетном сопротивлении я дрожала и стискивала зубы. Звук будет такой же, как когда разбиваешь дыню, глухой, липкий. Услышу ли я его?
Но ничего не произошло. Послышался другой звук: быстрое и настойчивое шуршание, в котором не было никакого смысла. Какой-то немного мясной звук, плоть трется о плоть в мягком шлепающем ритме. Потом он издал стон, и теплые капли жидкости упали мне на лицо и плечи, разбрызгавшись по обнаженной коже в тех местах, где порвалась рубашка.
Я застыла. Где-то на периферии сознания посторонний наблюдатель размышлял о том, было ли это самой омерзительной вещью из тех, с которыми я когда-либо сталкивалась. Вообще-то нет. Кое-что мне пришлось увидеть в «Обители Ангелов», не говоря уже о смерти отца Александра или чердаке Бердсли… полевой госпиталь в Амьене… господи, нет, это даже и близко не стояло.
Я лежала безвольная, с закрытыми глазами, вспоминая разные неприятные события из своего прошлого, и на самом деле желая выменять этот опыт
