Хрипел от раздирающей легкие боли, от застрявшего в горле беззвучного крика, от удушья. Перед глазами все было багрово-красным. И в этой кровавой пелене он видел только неловко распростертую девушку. Изломанную, изуродованную.
– Клесх! Клесх, помоги!
После этого крика воздух вокруг Тамира словно окаменел. Ни двинуться, ни рвануться. Как букашка, застывшая в смоле.
– На меня смотри.
Он повел шалыми глазами, не понимая, кто к нему обращается, не зная, зачем его слушаться.
– Смотри на меня.
Парень глядел слепыми зрачками. Крефф ратоборцев крепко держал его за плечи.
– Вот так. Слышишь меня?
Тамир тяжело кивнул, медленно возвращаясь в свое тело, в разум.
– Ты сейчас к ней подойдешь. Сам. Никто тебя не будет держать…
– …Клесх! – кто-то вознегодовал его самоуправством, но обережник не обратил внимания.
– Я сказал, никто тебя не будет держать. Ты сам к ней подойдешь. Спокойно. И не будешь орать и биться. Ты подойдешь, посмотришь и уйдешь. Понял?
Тяжелый трудный кивок.
– Если примешься блажить, я сам тебя вырублю. Понял?
Снова кивок.
Каменная тяжесть распалась. Оцепенение ушло.
– Иди.
Кто-то попытался осторожно взять Тамира за руку. Он не заметил кто. Не глядя, вырвался и пошел туда, где…
Опустился на колени, боясь коснуться этого воскового, неподвижного, искореженного смертью тела.
Как страшно она лежит. Как вывернута шея, как раскинуты ноги в коричневых холщовых штанах. Прямо на снегу. Ей же холодно. И сугроб напитался кровью. Еще парящей, еще дымящейся. И карий глаз повернутого в профиль бледного лица смотрит в пустоту, только веко с изогнутыми черными ресницами слегка подрагивает.
– Она жива!
Он вскинулся, думая, что вот сейчас-то все точно кинутся, все эти люди, взявшие их в плотное кольцо.
Никто не шевельнулся.
– Она умерла, Тамир. Это называется агония. – Донатос присел на корточки рядом. – Видишь, – будничным голосом сказал он, – пальцы слегка дрожат. Но она мертва.
Выученик обвел креффов расширившимися глазами.
Каменное лицо Майрико казалось белее обычного. Белее даже Айлишиного.
Ихтор смотрел единственным глазом куда-то в пустоту. Губы плотно сжаты. Бьерга глядела со всепонимающей грустью. Клесх. Спокойный. В глазах мелькнуло было что-то похожее на сочувствие. И погасло. И только Нэд возвышается среди них всех, словно утес. А лицо, как грозовая туча.
– Она расшибла голову о камень, Тамир, – негромко сказал Ихтор.
Послушник снова обвел всех полубезумным взглядом, а потом, поняв, что никто – никто! – не поможет, стал медленно стаскивать с себя кожух.
Парень укрывал тонкое остывающее тело, чтобы никто больше не глазел, каким безобразным сделала его смерть. Одежа была коротка. Он укрывал голову, а ноги оставались на виду. Наконец, поняв всю тщету своих стараний, юноша замер, прикрыв глаза.
На плечо мягко легла чья-то теплая ладонь.
И черный короткий тулуп ратоборца прикрыл разбросанные тонкие ноги в стоптанных валеных сапожках.
– Идем. – Лесана мягко потянула его за руку. – Не сиди на снегу. Застудишься.
Тамир посмотрел на нее не узнавая.
Ничего не изменилось. Просто не стало на свете застенчивой девушки с мелкими кудряшками. И по-прежнему в мире зима, по-прежнему холод, и можно застудиться, если долго сидеть в сугробе. Можно заболеть. Можно даже сгибнуть… Да! Ведь этого права никто у него не отнимет, ведь…
– Ныне же ее в мертвецкую, – раздался голос Нэда. – Не упокаивать, не хоронить. Сковать резами. На ней будут учиться. Раз уж ума не хватило жить, значит, хоть после смерти послужит Цитадели.
– Глава, – возразил Ихтор, – стоит ли? Дозволь упокоить с миром. Многие ее знали…
–
