Клей этот держал не особо крепко, то есть со стенки шашка бы сползла, если бы ей не мешала другая, расположенная ниже – мы их размещали вертикальными столбиками и еще на нижнюю полку обязательно накладывали часть того же заряда. Так же местами приклеивали и детонирующий шнур, а потом установили два взрывателя. По времени – на час, и нажимного действия – на удачу. То есть, чтобы закладка сработала при проходе поезда, а то их как-то долго не проходило.
И тут, как назло, вдали засветился фонарь паровоза – мы мигом спустились по лестнице и, стараясь не всплеснуть, соскользнули в реку по всё ещё висящему на крюке шесту. Ласты отцепили от поясов и надели на ноги уже в воде. Когда за спиной грохнуло, выглянули – в рассветных сумерках отчетливо были видны громоздящиеся друг на друга вагоны, осевшая концом в воду ферма и суетливо шарящий во все стороны побледневший в свете нарождающегося утра прожектор. Взрывная волна нас не задела – бабахнуло не в воде.
Отдались на волю течения и через полчаса уже за поворотом речки выбрались на берег как раз в условленном месте.
– Идите сюда, лягухи, – позвал от кустарника голос сапёрного старшины. – Тебе, Ференц и пионерке твоей «отлично» за минирование.
Подтянувшиеся лейтенант с ефрейтором помогли нам избавиться от ласт и обуться. Мне в сапоги, а Оле в ботинки. А потом мы побежали вдаль от реки, стараясь как можно скорее увеличить расстояние между собой и теми, кто, скорее всего, попытается нас отыскать. В форму мы переоделись спустя километра полтора и дальше уже, развернувшись цепью, как будто прочёсываем местность, пошли энергичным шагом, держа общее направление на восток. Сейчас наша задача – убежать и спрятаться.
Глава 3
Фугасы под шпалами
По дороге Ольга, поскольку владела немецким, носила знаки различия фельдфебеля и единственная из нас была вооружена автоматом, играла роль командира. Изредка отдавала команды, для ответов на которые мы выучили два слова: «Яволь» и «Цубефель». Причем она объяснила, что не важно, каким из слов отвечать на любую фразу, потому что её «распоряжений» мы всё равно понять не в состоянии, а учить нас некогда. На что старшина сдержанно улыбнулся и промолчал, одним движением брови удержав лейтенанта от попытки что-то сказать. Это на случай, если окажемся неподалеку от немцев – шли-то мы открыто и легко могли нарваться на любую встречу.
Деловито, цепочкой, вышли из леса в месте, где не наблюдалось ни постов, ни патрулей, поднялись на насыпь железной дороги, прошли по ней пару сотен метров и спустились с противоположного откоса тоже в сторону леса, который и стали прочесывать, углубляясь в чащобу.
Вообще-то пока следов вырубки растительности вдоль путей не наблюдается – партизанское движение не набрало силу и до начала рельсовой войны остаётся немало времени.
Следующим вероятным препятствием на нашем пути являлось то самое шоссе, при переходе через которое группа впервые попала в неприятности. К нему мы приблизились, идя оврагом, которым убегали в тот страшный день. Сегодня мы его «прочёсывали», пока не выбрались к дороге неподалеку от памятного минного поля. И обнаружили добавку к пейзажу – аккуратное немецкое кладбище с деревянными крестами и табличками.
– Шестьдесят семь, – сказала Оля, пересчитав могилы. – Да восемь сапёров, два водителя и четыре мотоциклиста – больше восьми десятков.
– Десять фашистов за одного убитого нашего, – кивнул я. – Большего мы пока не добились.
– Какие вы всё-таки идиоты, – вдруг не сдержался прислушивавшийся к нашему подсчёту старшина. – Чтобы вырастить и обучить солдата, нужно лет двадцать, а мост починят за неделю, да и всё, что погибло в том рухнувшем поезде, восполнят за короткий срок. Кроме сломавших себе шею в рухнувших вагонах. Самые болезненные потери для фашистов – живая сила. Причем именно строевые солдаты. Как вы их, кстати, столько положили в одном месте?
– Пешую колонну стрелковой роты обстреляли продольным огнём из двух пулемётов метров с семидесяти. А в кюветы заложили мины, – ответила Оля. – Но это была чистая случайность – вряд ли нам удастся повторить что-нибудь подобное.
– Случайно мины по обе стороны дороги. Случайно сразу два пулемёта в семидесяти метрах установлены для ведения продольного огня. А ведь не все скончавшиеся после встречи с вами остались здесь. Кто-то умер по дороге в госпиталь, кто-то на операционном столе.
– Опытный вы, товарищ старшина, – ввязался я в разговор.
– Третья война, – согласился мой собеседник.
– В Испании начинали? А потом финская? – сочувственно проговорила Оля. Дождалась кивка и продолжила: – А разжаловали вас из-за?.. – она щёлкнула пальцем по горлу.
– Или шерше ля фам? – предложил я иной вариант. – Да это и не важно, – под странным взглядом собеседника срочно захотелось сдать назад. – Научите нас, пожалуйста, выплавлять тротил из разбросанных взрывом миномётных мин. А то мы сильно поиздержались, – поспешил я увести разговор подальше от, возможно, болезненной темы.
– Совсем? Всю взрывчатку до крошки истратили? – уточнил лейтенант.
– Есть с десяток кругленьких немецких шашек с заклеенной бумажкой дырочкой на торце.
– А ещё чему вас научить? – спокойным голосом спросил старшина.
– Нам много чего нужно, но вы ведь скоро уйдёте – понесёте генерала к нашим. Так что давайте ограничимся пределами возможного.
