– С тобой всё в порядке? – спросил Вителлий и ткнул его локтем в бок.
– Да, – ответил Пизон, искренне обрадованный вниманием к собственной персоне. – Я жив. А это, как ты говорил, самое главное.
– Это точно. Мы здесь, мы живы, и никакие вонючие варвары не помешают нам вернуться в Ветеру.
Стоявшие рядом солдатом что-то пробормотали в знак согласия, но большинство промолчали. Несмотря на все усилия Тулла и Фенестелы поднять их боевой дух, тот давно улетучился. Пизон, конечно, никому в этом не признался бы, но если б не Вителлий, он давно свалился бы где-нибудь на обочине. Опасения, терзавшие его с той самой первой, кровавой засады, подтвердились. Тулл оказался прав. Германцев, готовых атаковать их армию, были многие тысячи. Казалось, здесь собрались все их племена. Все два предыдущих дождливых дня они жали здесь свою кровавую жатву, как земледелец собирает урожай пшеницы. Солдаты вокруг Пизона падали, словно срезанные серпом колосья. Из их контуберния в живых осталось лишь трое – он, Вителлий и еще один солдат.
Пизон искренне горевал по ним – троим мертвым и одному искалеченному. Но после смерти Афера борьба утратила для него всякий смысл. Афер – волосатый, круглый, как бочка, и крепкий, как гвозди, – был моральной опорой всего их контуберния. Он с самого начала взял Пизона под свое крыло. И опекал его до самого конца. Афер умер, чтобы он мог жить. Стоило Пизону это вспомнить, как по его щеке скатилась слеза. Огромный варвар одним ударом дубинки разнес в щепы его щит и размахнулся для очередного удара. Лишившись щита, беспомощный и безоружный, Пизон запаниковал. Но Афер прыгнул вперед и, загородив его собой, вонзил в брюхо варвару меч. Пизон даже не успел его поблагодарить. К тому моменту, когда в сражении возникла небольшая передышка, Афер был уже мертв; из-под его войлочного подшлемника в липкую грязь вываливались серые мозги…
– Эй вы, трусливые засранцы! – это вернулся Тулл. Пизон отогнал от себя кошмарную картину и расправил плечи. – Возможно, вы еще не знаете, но Девятнадцатый легион понес тяжелые потери – бо?льшие, чем наш и Семнадцатый. Поэтому Вар счел возможным предоставить нам сегодня право возглавить колонну. – Солдаты закивали; Тулл ответил им хмурой улыбкой. – А вы, я смотрю, не такие болваны, как я думал. Возложенный на вас долг – это подарок судьбы. Да, идти в авангарде может быть опаснее, но это также означает, что мы прокладываем путь остальным. Задаем шаг. И что самое главное, первыми дошагаем до цели.
При этих словах солдаты дружно воскликнули. И пусть этому кличу не хватало обычного воодушевления, это все же лучше, чем ничего, подумал Пизон. Он молил всех богов, чтобы центурион вывел их из этой вонючей дыры.
Возгласы стихли, и Тулл заговорил снова. На этот раз тон его был серьезным.
– Вар также отдал приказ, что любой солдат, не способный идти маршем, имеет выбор: умереть от рук товарища или остаться в лагере. Как только мы выйдем из лагеря, любой, кто не в состоянии поддерживать шаг, должен выбыть из строя. Прискорбно, что дело дошло до этого. Я стал солдатом не для того, чтобы убивать моих товарищей. Вместе с тем я не могу ослушаться приказа. Вы сами видели, на какие зверства способен враг. Сегодня будет точно так же. Эти ублюдки обрушатся на нас сегодня всей своей ордой. Я хотел бы ошибиться, но так будет. Те, кто не способен идти, будут тормозить наш марш, чего нельзя допустить. Иначе погибнут все!
Воцарилось гробовое молчание. Здоровые солдаты отводили взгляды, не решаясь посмотреть в глаза раненым товарищам. Пизон посмотрел на легионера с порезанной ногой. Тот в ответ одарил его свирепым взглядом, и Пизон поспешил отвести глаза.
– С минуты на минуту прозвучит сигнал, – продолжал Тулл. – Времени на раздумья у вас в обрез. Поэтому я пока сделаю вид, будто не замечаю тех раненых, кто присоединится к нам. Старайтесь не отставать, и вы вместе с нами дойдете до фортов. Если кто-то отстанет – я собственноручно прикончу его. Выбор за вами, братцы.
Вскоре раздался зов трубы. Пизон не осмелился посмотреть на хромого солдата.
– Да хранят нас боги, – сказал он Вителлию.
– Это точно. Их помощь явно будет не лишней, – буркнул тот. – Если останусь жив, отдам Марсу свое месячное жалованье.
– А я – за целых три месяца, – с жаром откликнулся Пизон. – Деньги с собой в Гадес не заберешь, как говаривал мой отец. Там достаточно одной монетки, чтобы положить в рот мертвому. А все остальное – без пользы.
– Ну, разве что паромщику, – с кислой усмешкой ответил Вителлий.
С остатками Первой когорты в авангарде, колонна пришла в движение. Не успели они покинуть свой импровизированный лагерь, как рядом с тропой зазвучал барритус.
При его звуках кто-то вздрогнул, кто-то выругался. Самые храбрые презрительно сплюнули. Большинство молились и терли фаллические амулеты. Один солдат разрыдался. Товарищи зашикали на него, и он умолк. Увы, его плач тотчас потянул за собой боевой дух вниз, в чавкающую грязь, в которой уже увязали их ноги.
Возможно, Пизону это лишь почудилось, но сегодня барритус звучал резче, свирепее, чем накануне. Впрочем, ничего удивительного, подумал он. Пусть это дикари, но дикари умные. При помощи барритуса они пытаются запугать римлян, как когда-то у Тразименского озера это делали галлы Ганнибала, правда, при помощи карниксов. История о том, как перед началом битвы галлы в тумане дули в свои вертикальные рога, была хорошо известна. Звуки
