– Пошли, – Димка крепко взял меня под локоть. – Путь они тут… Побудут…
Под его напором я отступил в коридор. Я буквально онемел – в зомби превратился.
Дверь закрылась.
Катя. Катюха. Катерина.
Я увидел ее в троллейбусе. У нее были очень красивые ноги и бежевые трусики. Я заметил усмешки других пассажиров, проследил направление их взглядов и тут же поднялся с сиденья.
– Девушка, извините… – Я, понятное дело, смущался.
– Что? – Она повернулась ко мне.
– У вас это… Там… Ну…
– Что? – Она смотрела на меня, а я смущался все больше и больше.
– У вас юбка… Это самое… Задралась…
Она быстро провела рукой по ягодицам, по бедрам и зарделась. Поблагодарила быстро, отвернувшись:
– Спасибо, – и, возмущенно оглядев салон, поспешила к дверям, – троллейбус как раз подъезжал к остановке.
Я выбежал за ней следом и долго ее преследовал, набираясь решимости для знакомства. На набережной она села на свободную скамейку и разулась – кажется, она хотела позагорать. Я остановился рядом, подождал, когда она меня заметит.
– Это вы? – спросила она, ничуть, кажется, не удивившись.
– Мороженое хотите? – спросил я.
– Хочу, – улыбнулась она.
Через год она проговорилась, что юбка в тот день задралась не случайно. Это была уловка, это был метод – так Катя знакомилась с молодыми людьми; знакомилась много раз. Мне бы задуматься тогда о ее порядочности, но было поздно – я втрескался, втюрился, я влюбился.
Она была немногим старше меня, но иногда мне казалось, что я, в сравнении с ней, малолетний сопливый пацан. Не скажу, что это мне нравилось. Но, по большому счету, это ничуть мне не мешало. Тогда мне казалось, что у нас все просто отлично; я был уверен, что пар, счастливей нашей, на свете не найти. Я дважды делал ей предложение. Первый раз – в ресторане, с роскошными цветами и колечком в алом бархатном сердце. Второй раз – в Египте, в пяти шагах от пирамиды Хеопса, в шаге от вонючего верблюда. Оба раза она отказала мне, смеясь. Я так и не добился от нее ответа, почему она не хочет быть моей женой.
Зато сейчас я все отлично понимаю. Моя Катюша – расчетливая хитрая стерва, вот и весь ответ.
Но если бы не она, я, наверное, не знал бы сейчас, ради чего мне стоит жить.
Мы ели пельмени на кухне – я глотал их, не жуя, и тупо пялился в стену. Оля говорила мне что-то, гладила по руке, успокаивая. Димка косо на нас посматривал – ревновал. Оробевшая Таня стояла у окна – она была совершенно растеряна.
Праздник кончился.
Можно было расходиться.
– На работе меня завтра не ждите, – сказал я, совершенно не представляя свое завтрашнее будущее.
– Может, останешься у меня? – предложил Димка.
– Не знаю… – Я попытался собраться с мыслями. – Может быть…
– Как-то странно, – проронила вдруг Таня. Никто не ждал, что она заговорит, потому все повернулись к ней.
Таня глядела в окно.
– Что именно? – спросила Оля.
– Посмотри сама.
Оля, оставив мою руку, поднялась. Димка тут же пересел на ее место, налил себе кофе, потянулся за печеньем.
– Действительно странно…
– Ну что там? – Димка тоже встал, подошел к Оле, будто невзначай прижался к ней боком.
Мне было все равно, что они там видят. Но их громкие комментарии не позволили мне остаться в неведении:
Двор был необычайно пуст и тих; только на детской площадке бесцельно топтались две подозрительные фигуры – то ли забулдыги, то ли наркоманы, то ли пришлые бомжи – с высоты восьмого этажа не рассмотреть. Видимая часть проспекта была запружена автомобилями – они стояли плотно, как камни в булыжной мостовой, и даже не делали попыток продвинуться. Складывалось ощущение, что все эти машины брошены. Недавно открывшийся в доме напротив магазин «Еда» производил впечатление разграбленного: его витринные окна были разбиты, а в дверях застрял помятый «Логан», каким-то образом преодолевший три ступеньки довольно высокого крыльца. Город окутывала дымка – такое случалось в жару, когда горели близкие торфяники и расположенная рядом с ними свалка.
Но до жары оставалось как минимум два месяца.
