С набережной послышалось частое-часто стрекотание порохового движка, по дороге мимо нас неспешно прокатил полицейский броневик. Луч его поворотного фонаря скользнул по скверу и ушел дальше. В голове тут же забилась размеренная пульсация и почудились отголоски призрачных голосов, но почти сразу все стихло. Осталось лишь неприятное давление в затылке.
Я потер виски пальцами и недовольно поморщился. У Пьетро Моретти таких проблем не было. Если только поначалу…
Софи и Альберт покинули ресторан уже минут через десять. Поэт помог спутнице забраться на пассажирское место, сам уселся за руль, включил фары и резво тронулся с места. К этому времени набережная опустела, и он воспользовался возможностью выжать из парового двигателя все заложенные в него лошадиные силы.
Мы сразу отстали, но коляску из вида не потеряли и уверенно висели у нее на хвосте. Альберт направлялся в сторону центра; когда он свернул на узенькую темную улочку, извозчик попросил меня зажечь фонарь. Я так и сделал и вывесил лампу сбоку. Дорогу та нисколько не освещала, зато позволяла избежать столкновений со встречным транспортом: фарами были оснащены лишь самоходные экипажи.
Неожиданно меж крышами домов бесшумно мелькнула черная тень, и лошади испуганно заржали. Я сунул руку к пистолету, но непонятная тварь уже сгинула без следа.
Извозчик нервно ругнулся и поправил сунутый за голенище сапога кнут.
– Ну вот куда это он намылился? – пробурчал дядька, свернув в очередной переулок. – Старый город до сих пор перекопан! Нечего там ночью делать! Дрянь место стало! Никогда ночью туда заказы не принимаю!
Я только фыркнул и потребовал:
– Не отставай!
На самом деле разрушенный несколько лет назад центр Нового Вавилона по большей части уже восстановили, строительные работы продолжались только в окрестностях дворца, где сожженные небесным огнем здания попросту снесли и все отстраивали заново.
Самоходная коляска еще немного попетляла по тихому району неподалеку от Императорской академии и въехала на узенькую улочку, дома на которой тесно жались друг к другу, а на стенах, освещая медные цифири, горели газовые фонари.
Поэт остановил машину возле двухэтажного особняка, ничем внешне не примечательного, выбрался из-за руля и протянул руку Софи.
– Теперь что? – спросил извозчик.
– Езжай! – распорядился я.
Дядька взмахнул вожжами, и лошади негромко зацокали копытами по булыжной мостовой. Ни Альберт, ни Софи не обратили на наше приближение ни малейшего внимания. Поэт отпер входную дверь и предупредил:
– Мне надо отогнать коляску на задний двор…
Извозчик придержал лошадей, и я приподнял кепку над головой.
– Мсье Брандт, кузина!
– Жан-Пьер? – опешила Софи и нахмурилась. – Ты следил за нами?!
– Просто забыл уточнить, к какому времени прислать за тобой Луку.
Госпожа Робер с вызовом ответила:
– К половине десятого утра! Это все?
– Мадам, мсье! Доброй ночи! – с улыбкой попрощался я и скомандовал извозчику: – Трогай!
Переваливаясь на неровной брусчатке, экипаж покатил прочь, и кучер не удержался от усмешки.
– А сестрица твоя – себе на уме!
– Не без этого, – согласился я.
Извозчик глянул на меня и многозначительно произнес:
– Дело сделано, так?
Я вытащил из бумажника мятую пятерку и покачал головой.
– Сделано, да не совсем. Давай обратно к «Сирене».
Кучер спорить не стал. Не иначе и сам собирался ехать в ту сторону.
Ночевать остался в клубе, но и так пришлось встать ни свет ни заря. Первым делом позвонил в транспортную контору «Адам Заремба и сыновья» и напомнил о заказанном на утро фургоне, потом растолкал Луку и велел ехать за Софи. Остальным охранникам раздал револьверы и отправил их на задний двор перетаскивать ящики с табаком из каретного сарая на улицу, чтобы потом сразу погрузить товар в арендованный транспорт.
Пришлось пособачиться, но никто из вышибал права особо не качал. Работал я наравне со всеми, а премию нам с этой сделки Софи посулила немалую.
К тому времени, когда весь табак был вытащен во двор, солнце уже поднялось над крышами домов и начало заметно припекать. Я повесил пиджак на
