второй этаж, пропуская наверх только членов клуба.
– Жиль не появлялся? – спросил я у него.
– Нет, не было, – покачал головой Антонио.
– Увидишь его, скажи, чтобы забрал деньги.
– Передам, – пообещал красавчик и вдруг указал куда-то мне за спину. – Что-то он к нам зачастил.
Я обернулся и без всякого удивления заметил среди гостей Альберта Брандта. Тот по-приятельски раскланялся с Гаспаром и направился в кабинет Софи, пришлось броситься за ним вдогонку.
– Мсье Альберт! – окликнул я поэта. – Какая приятная неожиданность!
– Жан-Пьер! – холодно улыбнулся в ответ сиятельный, и от взгляда его бесцветно-серых глаз по спине побежали мурашки. – Разве Софи не предупреждала о моем визите?
Мне и в голову не пришло отпираться.
– Предупреждала, – подтвердил я.
Кто другой мог решить, что столь неожиданно откровенное признание вырвалось по чистой случайности, но мой слух так и резанули прозвучавшие в голосе поэта повелительные нотки. Сиятельный задействовал свой талант, и мне это нисколько не понравилось.
Я панибратски обхватил Альберта за плечи, направил его в коридор и попросил:
– Не делайте так больше, мсье Брандт. От вашего истинного голоса у меня начинается мигрень. А головная боль делает меня… раздражительным. Поверьте на слово.
Поэт смутился и машинально потер прятавшийся под песочного цвета бородкой шрам. Мизинец на его руке оказался странно искривлен, будто от давней травмы.
– Простите, я не подумал… – откашлялся Альберт. – Надеюсь, без обид?
– Без обид, – кивнул я. – Но у меня будет к вам одна просьба…
Альберт Брандт вмиг растерял все свое дружелюбие, отстранился и холодно произнес:
– Слушаю вас, Жан-Пьер.
– Вечером, когда повезете Софи, – не важно куда, это не имеет никакого значения, дождитесь моей отмашки. Мы поедем следом, прошу вас, не отрывайтесь. Это вопрос безопасности. У нас наметились некоторые разногласия с конкурентами, они могут наделать глупостей.
Поэт пристально посмотрел на меня, задумчиво запустил пятерню в растрепанную шевелюру, затем пригладил русые волосы и медленно кивнул.
– Если это действительно необходимо…
– Стал бы я беспокоить вас по пустякам!
– Хорошо. Я учту ваше пожелание.
– Буду премного благодарен, – улыбнулся я. – Не смею больше вас задерживать.
Поэт направился к кабинету Софи, а я согнал с лица фальшивую улыбку и поморщился. Не могу сказать, что Альберт Брандт вызывал у меня какое-то особое раздражение, просто требовалось время, чтобы привыкнуть к его присутствию в жизни Софи.
Ревность? Скорее, банальная обеспокоенность.
Поэт имел репутацию записного сердцееда, а Софи была не из тех, кто дает помыкать собой. Если однажды ситуация выйдет из-под контроля, сбросить очередное тело в канал не составит никаких проблем, но вот последствия…
Любое действие влечет за собой последствия, это я знал наверняка.
И вновь публика приняла представление ожидаемо тепло. Прима блистала, кордебалет если и уступал ей, то лишь самую малость. Когда смолк оркестр, зрители долго аплодировали, вызывая танцовщиц на бис, пока наконец на смену им не вышел конферансье и не объявил следующий номер.
Тогда я выскользнул из зала, чтобы перехватить Ольгу, но в фойе перехватили меня самого.
– Жан-Пьер! – позвала Софи. – Нам надо поговорить!
Зеленые глаза хозяйки клуба метали громы и молнии, а я лишь беспечно улыбнулся в ответ.
– У тебя новое ожерелье, кузина? Не видел его раньше.
Софи непроизвольно прикрыла декольте ладонью, но тут же опомнилась и потребовала объяснений:
– Какого дьявола ты вмешиваешься в мою личную жизнь?
Я подступил к ней вплотную, так, что уловил цветочный аромат легких духов, и негромко произнес:
– Скажи, если сицилийцы или китайцы перережут твоему воздыхателю глотку, кому от этого станет легче?
Софи поджала губы, но разум возобладал над эмоциями, и кузина лишь вздохнула.
– Жан-Пьер, ты сгущаешь краски.
