Рейес вытащил упаковку с мясом индейки и ветчину, по очереди их рассмотрел и пожал плечами. Не зная, что бы предпочла Даника, он решил принести ей и того и другого.
— Даника слаба и голодна. Я позабочусь о ней и тогда буду весь в твоем распоряжении.
Обычно такой спокойный Люциен издал низкий рык.
— Каждая проведенная им в заточении минута наверняка кажется ему невыносимой. Наши демоны не в силах терпеть плен своих хозяев, и тебе это известно. Скорее всего, Гнев вопит об освобождении.
— Надо ли мне вновь напоминать тебе, что он умолял об этом? И, как я понимаю, едва Аэрон окажется здесь, его придется…заточить? Какая разница если тюрьма находиться в другом месте? Кроме того, он не желает находиться рядом с нами.
Рейес бросил упаковки на стол и взял буханку хлеба. Пшеничный.
Любит она хлеб или батон? После минутного раздумья он решил использовать оба. На всякий случай. Распаковав батон, он принялся его нарезать.
— Я прошу всего лишь одну ночь.
— А если он умирает? Да, мы бессмертные, но при стечении неблагоприятных обстоятельств можем отдать концы, как любая живая душа. И это ты прекрасно знаешь.
— Он не умирает.
— Откуда ты знаешь? — настаивал Люциен.
— Неким образом я каждую минуту чувствую, как внутри меня пылает его отчаяние. Оно усиливается к каждой секундой, и я уверен, что он полностью во власти Гнева, — Рейес вдохнул, задержал воздух внутри, затем медленно выдохнул, подавляя внезапный приступ ярости. — Еще пару часов. Это все, что я прошу. Ради меня, ради Даники. Ради него.
Повисла напряженная пауза. Он положил два куска мяса на ломти хлеба и сложил их вместе.
— Хорошо, — согласился Люциен. — Несколько часов.
Он ушел, громко стуча каблуками.
Рейес изучающе осмотрел сэндвичи.
— Маловато, — пробормотал он. Смертным необходимо разнообразие. Ведь именно это говорит Парис о своих любовницах? Нахмурившись, Рейес снова порылся в холодильнике. Взгляд воина упал на упаковку пурпурных виноградин. Да, отлично. В прошлое свое пребывание здесь Даника за считанные минуты расправлялась с гроздями винограда.
Он перемыл все содержимое пакета и разложил виноград вокруг сэндвичей.
Что бы она захотела выпить? Воин направился вновь к холодильнику. Нашел там бутылку вина, графин с водой и упаковку апельсинового сока. Он точно знал, что Данике вино нельзя давать. Оно было приправлено небесной амброзией и однажды едва не погубило женщину Мэддокса Эшлин.
Рейес отставил охлажденную бутылку в сторону и наполнил высокий стакан соком.
— Проклятье, парень. Ты хочешь накормить армию?
Рейес бросил быстрый взгляд через плечо. Сабин прислонился к дверному косяку, скрестив руки на груди. Он был таким же современным модником, как и Парис, на груди его футболки красовались Пираты Карибского моря, однако ему не хватало Парисовой утонченности.
— Она голодна.
— Да я уж догадался. Но при ее комплекции она вряд ли сможет слопать все это. Кроме того, она только что провела три дня у Ловцов. Ты должен помучить ее голодом, расспросить о деталях, и только получив ответы, накормить ее.
Протягивая руку, чтоб завладеть одним из сэндвичей, Сабин подался вперед.
Рейес схватил запястье друга и сжал.
— Сделай себе сам или останешься без руки. И она не сотрудничает с Ловцами.
Сабин изогнул бровь, изображая любопытство.
— Откуда ты знаешь?
У него не было ответа, но он не позволит кому-либо причинить вред Данике.
— Просто держись подальше от нее, — сказал он. — И оставь еду в покое.
— С каких пор ты стал так щедр? — поинтересовался Гидеон, внезапно оказавшийся с другой стороны. Он завладел сэндвичем прежде, чем Рейес сумел помешать.
«Щедрый» равноценно «жадный» в поставленном с ног на голову мирке Гидеона.
— Отвали, — прорычал Рейес.
Оба воина захохотали.
— Ага. Как скажешь, — бросил Сабин, и схватил сэндвич свободной рукой.
Рейес стиснул зубы.
«Я не подниму оружие против своих друзей. Я не подниму чертово оружие против своих друзей».
— Ох, чудненько! Еда, — в комнату вошла Анья бок обок с Эшлин, которую держала за руку. — Я не ошиблась, решив, что слышу сладкий аромат кулинарного гения.
Перед глазами Рейеса появился красный туман, и он схватил тарелку и стакан прежде, чем женщины смогли хоть что-то отобрать.
— Это для Даники, — резко сказал он.
— Но я на самом деле люблю индейку, — поджала губки Анья. Она была высока для женщины, но даже на четырехдюймовых каблуках доходила лишь до Рейесового подбородка. — Кроме того когда я готовлю сэндвичи сама, у меня никогда не получается так же вкусно, как и у тебя. Есть нечто особенно вкусное в еде, приготовленной руками мужчины.
— Это не моя забота, — он попытался обойти ее, но девушка вновь оказалась перед ним, упирая кулаки в бока. Воин вздохнул, зная, что она подставит ему подножку, если он вознамерится пройти мимо. — Люциен приготовит что-нибудь для тебя.
— Он собирает души, — вновь недовольно нахмурилась Анья.
— Тогда Парис.
— Он в городе в постели очередной дурехи, нимфоман эдакий.
— Поголодай, — без сочувствия в тоне ответил Рейес.
— Я приготовлю, — предложила Эшлин, поглаживая свой слегка округлившийся животик. Ее беременность начинала проявляться. — И пока я буду этим заниматься, хочу услышать все про Даннику.
Рейес не был уверен в своем отношении к появлению малыша. Будет ли тот демоном? Человеком? Он не мог решить, что будет хуже. Непрерывные внутренние терзания или смертность?
— Она в порядке. Больше сказать нечего.
— Приготовь что-нибудь и для меня, — попросил Эшлин Сабин. — Я голоден на девяносто семь процентов. Тот сэндвич, что я стащил, помог самую малость.
— Я сыт по самое горло, — сказал Гидеон, а это означало, что он на грани голодной смерти. Он отряхнул руки, чтоб избавиться от крошек.
— Мальчики, как вам не стыдно заставлять беременную женщину делать все за вас, — хмыкнула Анья.
— Эй! — Сабин ткнул пальцев в сторону прекрасной богини. — Ты же позволяешь беременной женщине готовить сэндвич тебе. Так в чем же разница?
— Беременна она или нет, а я позволю ей сделать сэндвич и мне тоже.
При звуках этого хриплого голоса все замерли. Обернулись. Дружно вздохнули. После чего так же дружно воскликнули:
— Торин!
Улыбаясь и раскрыв объятья, Эшлин шагнула к выздоравливающему воину. Анья вцепилась ей в плечо и дернула девушку обратно.
— Он — демон Болезни, сладчайшая, — произнесла богиня. — Если прикоснешься, то заболеешь, забыла уже?
— Ой, да, — улыбнулась Эшлин. — Рада, что тебе лучше.
Торин улыбнулся в ответ, хотя на лице его были заметны следы грусти и тоски.
— Я тоже.
Он выглядел точно так, как помнил Рейес… до того, как Ловцы перерезали ему горло от уха до уха. Светлые волосы, черные брови и яркие зеленые глаза. Совершенная мужская красота и беспредельный ужас. Он носил черные перчатки, которые закрывали его руки от кончиков пальцев до подмышек, поскольку он не мог прикоснуться к другому живому существу, не заразив того болезнью. Даже к бессмертному. Сами воины бы не заболели, но разнесли бы заразу среди людей.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил у него Рейес.
— Мне лучше, — взгляд зеленых глаз опустился к тарелке в руках Рейеса. — И я голоден.
— Прочь, — ответил Рейес. — Я рад, что тебе лучше, но поделиться мне уже нечем.
Улыбка Торина утратила оттенок грусти.
— Мне почти захотелось вновь оказаться прикованным к кровати. Тогда тебе пришлось бы с улыбкой подносить мне еду. Или знаешь что? — проговорил он, направляясь к Анье. — Твой друг взбирается по горе. Он без устали кричит, что желает перекинуть тебя через колено и отшлепать, потому я решил не убивать его, как приказывал Люциен. На правом бедре парня красуется кинжал, и другого оружия я не заметил. Он будет у входной двери в любую…
Тук. Тук.
Ухмыльнувшись, Анья захлопала в ладоши.
— Уильям здесь!
— Что ему понадобилось? — поинтересовался Рейес. — Люциен же сказал, чтоб он не возвращался сюда под страхом смерти, а ты ненавидишь его.
— Ненавижу? Да я обожаю его! Даже сделала так, чтоб он вернулся, держа в плену его любимую книгу. И, к твоему сведению, Люциен просто дразнил его угрозой смерти. Сейчас они ЛДН, клянусь.
