хлыста.
– …И чтобы никакого мне безделья! Ишь, что удумали, на три дня работу бросать! Не за то вам деньги платят.
– Так полнолуние же, барин! – подал голос один из мужиков, то ли самый смелый, то ли самый безумный.
– И что с того? – Глаза Сиротки сузились, а хлыст он переложил из одной руки в другую. Игнат подозревал, что обеими руками приказчик владеет с одинаковой ловкостью. – С каких это пор полнолуние стало препятствием в строительном деле?
– В другом месте, может, оно и не препятствие, вот только на Стражевом Камне все по-другому. – Манипуляций с хлыстом строитель не заметил или не придал значения.
– Здесь все будет по-моему. – Засвистел рассекаемый хлыстом воздух, и картуз строителя слетел на землю. Вместе с клоком волос.
– Мне еще надобно повторять? – спросил Сиротка ласково. – Пока Сергея Демидовича нет, я ваш единственный хозяин и меня одного вы будете слушаться. А кому такой расклад не по сердцу, того я не держу. Скатертью дорога.
Вот только было в его голосе что-то такое, от чего сразу становилось ясно – тот, кто надумает уйти, пожалеет.
Так оно и вышло. Сбежать решили двое из тех, кто на острове работал больше года и о полнолунии знал не понаслышке. Уйти им дали, только недалеко. Обезображенные их тела нашли в лесу, поблизости от Чернокаменска. Разбираться не стали, привычно списали на диких зверей. Но город после появления в нем Сиротки с его бандой словно затаился. Ушло с улиц веселье, голоса стали глуше. Про Сиротку рассказывали много, и по большей части рассказы эти были страшные. О том, что он лют и опасен, знал весь Урал. Но был он еще и хитер, ошибок не допускал, следов не оставлял, как и живых свидетелей. А слухи – это всего лишь слухи. Злотников нашел себе достойного помощника.
С появлением на острове Сиротки работа по обустройству потайных ходов практически остановилась. За строителями всегда присматривал кто-нибудь из Сироткиной своры, и не просто присматривал…
Тайбек всего лишь замешкался после обеда, тряпицу свою он всегда складывал с величайшей тщательностью, не обращая особого внимания на понукания того, кого они между собой называли надсмотрщиком, а свои дали прозвище Шрам из-за безобразного, тянущегося через все лицо шрама.
Шрам был невысок, но крепок и, как успел заметить Игнат, прочему оружию предпочитал гладкую, без единого сучка палку, которую использовал как посох. До поры до времени…
Тайбека Шрам невзлюбил с первого дня, но нелюбовь эта первое время ограничивалась оскорблениями. К оскорблениям Тайбек относился легко, в ответ на «татарскую рожу» улыбался и кланялся. Игнат знал, почему работник кланяется, чтобы Шрам не увидел недобрый огонь в его черных глазах. Если бы такой человек, как Тайбек, захотел уйти с острова, он бы ушел, и никто из Сироткиных псов его бы не обнаружил. Но он остался, терпел унижения, улыбался, кланялся…
– Ты слышал меня, рожа татарская? – С раннего утра Шрам был не в духе, видно, перебрал в кабаке и мучился похмельем.
– Слышу, слышу, – бормотал Тайбек.
– Я сказал, встань и в глаза мне посмотри, песий сын! – Шрам умел двигаться быстро, даже грациозно.
Ответить Тайбек не успел, потому что на его сгорбленную спину опустился посох. Что-то хрустнуло, и Игнат подумал, что это хребет Тайбека. А Шрам уже снова заносил руку для удара. В этот короткий миг Игнат видел многое, будто для него время остановилось, превратилось в тягучий кисель. Безумный оскал Шрама. Капельки пота на смуглом лице Тайбека, и его рука, тянущаяся к голенищу сапога. А в сапоге нож и, возможно, еще один в рукаве. И если сейчас не остановить обоих, начнется резня.
Игнат сделал единственно возможное – оттолкнул Тайбека, перехватил посох, сломал. Старое, крепкое, как железо, дерево хрустнуло звонко, словно тонкая веточка. Острая щепка вонзилась в ладонь, вспорола кожу, выпустила кровь. Но боли он не почувствовал, как и удовлетворения. Кажется, он совсем разучился чувствовать. С тем же отстраненным равнодушием он бы сейчас сломал и руку Шрама, если бы тот сунулся.
Не сунулся. Стоял, моргал, растерянно глядя на обломки посоха, а потом погрозил кулаком и попятился. А Тайбек, наоборот, подошел. Он шел, постанывая, придерживаясь обеими руками за поясницу совсем по-стариковски.
– Это ты зря, кунак, – сказал спокойно.
– Нужно было позволить ему вас убить? – спросил Игнат и отшвырнул обломки посоха.
– Не убил бы.
– А вы его?
– Не сейчас. Не так. А вот на тебя он теперь зло затаил. Берегись, кунак, – сказал и отошел к остальным, а Игнат под испуганно-любопытными взглядами почувствовал себя пойманным в ловушку. Слишком много было людей вокруг, слишком душно. Или причиной тому не люди, а близящееся полнолуние?
– Это сумасшествие! Я вам запрещаю! – Евдокия убирала со стола. Вид у нее был встревоженный. – Остаться на острове накануне полнолуния!
– Дуня. – Август попытался обнять ее за талию, но она уклонилась, глянула сердито. – Да ничего с нами плохого не случится! А потайную дверь самое время установить. Ну не можем мы сейчас днем ничего делать. Сторожат нас Сироткины псы.
