она хочет, чтобы он к ней приехал. Только этого одного и хочет. Бывают же такие чудеса.
Он запомнил. Настя была в этом уверена, как и в том, что Виктор сдержит слово.
– Вы удивительная, Настя, – сказал он и снова коснулся губами ее пальцев, а потом бережно заправил ей за ухо выбившуюся из прически прядь. – Всегда хотел это сделать. У вас очень красивые волосы. И веснушки тоже.
– Веснушки?
Разве могут быть веснушки красивыми? Но коль уж на то пошло…
– Тогда позвольте и мне?
Его щека была немного колючей от пробивающейся щетины, губы его улыбались, когда Настя коснулась их самыми кончиками пальцев. И глаза улыбались. Она поняла это по похожим на солнечные лучики морщинкам в их уголках. А волосы у него были вихрастые, как у мальчишки. Не обманула Ксения, он и в самом деле очень красивый. Ну и что, что красоту эту она не может видеть? Зато она может это чувствовать.
– Настя, я хотел сказать… – Он накрыл ее ладони своими, но так ничего и не сказал. Не успел.
– Настасья Алексеевна, нам пора. – К привычно мрачному тону Трофима прибавились нотки сожаления. Как же не вовремя…
– До встречи, – сказал Виктор так тихо, что расслышала только она одна.
– До свидания. – Не могла она убрать руки от его лица. Прошлось себя заставлять.
Виктор с Трофимом прощались сдержанно, по-мужски, а Ксения со слезами и причитаниями. Даже привычно спокойный Венечка проснулся и всплакнул, а Тео так и вовсе не хотел уходить. Трофиму пришлось взять его на руки.
И лишь оказавшись в экипаже, Настя с запозданием подумала, что не спросила даже названия города, в который предстояло отправиться Виктору. Стало вдруг жарко и душно, и к горлу подкатил колючий ком. Чтобы никто не заметил ее слез, девушка отвернулась к окну.
Осень пришла в Чернокаменск с проливными дождями. Размякли и превратились в непролазную кашу дороги. Посыпались на землю еще зеленые, живые на первый взгляд листья. Люди попрятались в домах и без лишней надобности на улице старались не появляться. А Стражевой Камень окутал туман, такой густой и непроглядный, что с берега не было видно даже маяка. Август из-за этакой погоды хандрил и от хандры все чаще поглядывал в сторону подполья, где Евдокия, он знал это достоверно, прятала бутыль самогона. Пока только поглядывал, ослушаться жены не решался, крепился из последних сил, боролся с самим собой. Верно, из-за этой внутренней борьбы и слег с простудой. А может, из-за дождей и сырости.
Он лежал на печи, разбитый и измученный лихорадкой, когда в их с Евдокией дом незваным гостем заявился Сиротка.
– И кто это у нас тут бездельничает? Кто от работы отлынивает? – спросил управляющий с порога и, не дожидаясь приглашения, прошел в комнату, уселся на лавку. Затаившийся на печи Август видел, как с сапог визитера прямо на половики стекает черная грязь. Вот ведь поганец!
– Чего надо? – спросила Евдокия неласково. – Август Адамович болеет. Жар у него.
– Как заболел, так и выздоровеет. Слышите меня, мастер Берг? – Сиротка ткнул рукоятью кнута в сторону печи. – Слезайте, хватит бока отлеживать. Разговор у меня к вам есть.
Пришлось спускаться. От этого злыдня так просто не избавишься. Сейчас все полы Дуне перепачкает. Кряхтя и постанывая от боли в пояснице, Август слез с печи, на развалившегося на лавке Сиротку посмотрел с вызовом.
– Что угодно?
– Угодно. – Сиротка хищно улыбнулся. – Угодно, чтобы вы приступили наконец к своим обязанностям.
– Он болеет, – повторила Евдокия зло.
– Молчать, – процедил Сиротка, не переставая улыбаться; и опасаясь, что Дуня не сумеет сдержаться, Август встал между нею и Сироткой.
– Защищаете? – Сиротка смерил его презрительным взглядом. – Поражаюсь я вам, мастер Берг. На вашем месте я бы научил жену покорности. – Кончик кнута нервно дернулся. – Чтобы держала язык за зубами и не совалась под горячую руку. Ну да дело ваше, а я по другому поводу. Приехал инженер, тот самый, которого вы так давно ждали. Разместил я его в кутасовской усадьбе в гостевом флигеле, в работу не вводил, остров и хозяйство не показывал, решил доверить это ответственное дело вам. Сегодня его, понятно, трогать не нужно. Добирался он к нам с приключениями, пережил крушение поезда, оттого и задержался на несколько дней. Пусть передохнет с дороги, а завтра утречком вы, мастер Берг, возьмете этого своего одноглазого и заберете инженера из усадьбы. Отвезете его на остров, все покажете, расскажете, введете в курс дела. Ясно вам?
Август молча кивнул. Испачканные Дунины половики волновали его сейчас отчего-то куда больше незнакомого столичного инженера. Хотя стоило признаться, на инженера глянуть тоже было интересно. А то ведь одичал уже в этой глуши, мхом порос.
– Люблю понятливых. – Сиротка встал, бросил насмешливый взгляд на Евдокию и быстрым, неуловимым для взгляда движением дернул рукояткой кнута. Стоящая на столе чашка с молоком раскололась надвое. Молоко пролилось на пол, смешиваясь с грязью, натекшей с Сироткиных сапог.
Евдокия дернулась было вперед, но Август не позволил, мертвой хваткой вцепился в ее руку, почти с мольбой заглянул в глаза.
– Не понимаю я Сергея Демидовича, – сказал Сиротка уже с порога. – Почему он вас до сих пор не убил и в лесу не зарыл? Видно же, что вы себе на уме, что задумали что-то.
– Может, это оттого, что я гений? – спросил Август с вызовом.
