понимающий, что же делать с этим неожиданным, по-детски ярким счастьем.
– Дима! – Не выпуская Клима из своих объятий, Софья уже махала рукой статному, широкоплечему мужчине, о чем-то разговаривающему с Кайсы. – Рудазов, да иди же сюда!
Дмитрий Рудазов подошел к ним решительным шагом, крепко пожал протянутую руку, а потом так же крепко обнял. Сказал лишь одно:
– Живой.
– Живой, – согласился с ним Клим. – Так уж получилось.
Так уж получилось… В одночасье у него, неприкаянного, никому не нужного, появилась семья, что эти люди не просто не забыли о его существовании, а искренне рады его воскрешению из мертвых. Им еще о многом предстояло поговорить, очень много друг другу рассказать, но то, что Клим больше никогда не останется один, было ясно как божий день. И от мысли этой на душе становилось тепло. Тепло это постепенно растапливало и скорбь, и боль.
А к ним уже подходили чужие, незнакомые Климу люди. Мужчина, чуть прихрамывающий при ходьбе, элегантная, чем-то неуловимо похожая на Анну женщина, мальчишка в кадетской форме. Вторая женщина, румяная, пышнотелая, держала под руку бородатого мужика вида совершенно разбойничьего. За спинами их маячил долговязый хитроглазый парень в съехавшем набекрень картузе. Все они смотрели на Клима. Во взглядах их было лишь доброжелательное любопытство, а ему отчего-то хотелось сбежать. Не оттого ли, что Клим с первого взгляда понял, что это за люди, чьи они родственники?
Не сбежал, остался стоять рядом с Дмитрием Рудазовым и Софьей. И когда Кайсы представил его вновь прибывшим, когда пожимал протянутые руки, не дрогнул, хоть и осознавал: они тоже знают, кто он, чей он сын.
После приветствий заговорили все сразу. И в голосах их Климу слышалась одновременно и скорбь по ушедшему мастеру Бергу, и радость от возможности собраться всем вместе. Скорбь была светлой, словно бы эти люди знали, что Августу сейчас хорошо, а радость искренней, кристально прозрачной. И его, Клима, как-то совершенно незаметно втянули в этот узкий, практически семейный круг, а он все ждал, когда же они поймут, какую чудовищную ошибку совершают, когда спросят, куда же подевалась Анна, а он не будет знать, что им ответить.
Тем временем высоко в небе, над головами собравшихся в усадьбе людей поплыла звонкая мелодия. Чья-то легкая рука разбудила механизм часовой башни, дала возможность рыцарю, прекрасной даме и дракону тоже проститься со своим создателем. Климу подумалось, что мастеру Бергу должно было понравиться такое прощание, что теперь он может уйти с Евдокией совершенно спокойно, зная, что память о нем сохранится на долгие годы.
Присутствие Анны Клим почувствовал по тому, каким ярким, каким сочным вдруг сделался окружающий мир, по болезненно щемящему чувству где-то в груди и замершему дыханию. Пришла. Запустила механизм на часовой башне и спустилась на землю, встала рядом, сжала его руку. Сжала крепко и требовательно, так, что сразу же сделалось ясно – это не просто так, это серьезно и, если ему повезет, навсегда. И в глазах цвета серебра он увидел подтверждение своим робким надеждам. От судьбы не уйдешь – говорили ему и Август Берг, и Кайсы. Значит, правду говорили – от судьбы не уйдешь. Да и зачем уходить, когда вот она – судьба! Стоит рядом, держит за руку, смотрит одновременно строго и ласково, и от взгляда ее в душе поднимается теплая волна осознания, что все в его жизни не зря, не просто так, что и он, оказывается, кому-то нужен.
– Нужен, – сказала Анна шепотом и руку сжала покрепче. – Мне очень нужен.
За похоронами архитектора Агата наблюдала со стороны, могла бы уехать сразу, но старик ей нравился. Пожалуй, он единственный из обитателей острова вызывал в ее сердце теплые чувства. Клим и Анна не в счет, их в свою жестокую игру Агата втягивать никогда не собиралась.
Экипаж, запряженный двойкой вороных жеребцов, остановился как вкопанный, стоило только Агате шагнуть на дорогу. Приглашающе распахнулась дверца.
– Мы закончили здесь? – спросил Герман, подавая ей руку.
– Да, мы закончили. – Агата улыбнулась своему верному другу. – Теперь можно ехать.
…О том, что случилось семнадцать лет назад на Стражевом Камне, рассказал им с Германом майстер Шварц. Он же нарисовал план замка, дал схему тех подземных переходов, которые знал сам. Подготовил к тому, с чем им предстояло столкнуться. Уже тогда Агата твердо решила: придет время, она явится на Стражевой Камень. И когда это случится, врагам ее не поздоровится.
План свой Агата вынашивала долго, осуществила его лишь спустя годы. Это был сложный, по-иезуитски хитрый и жестокий план. И сама кровавая история острова должна была ей в этом помочь. Но для того чтобы участники ее игры поверили и испугались, верный Герман должен был умереть от лап оборотня…
Тот лихой человек погиб в поножовщине в одном из кабаков Чернокаменска. На остров его украдкой привез Герман. Он же переодел тело в свою одежду, заточенными стальными крюками, похожими на огромные когти, нанес те страшные раны, обезобразившие несчастного до неузнаваемости. Он же оставил кровавые волчьи следы на пороге замка.
Игра началась.
Ее враги не поверили в оборотня. Если и испугались, то недостаточно сильно, чтобы отказаться от сделки и денег, уплыть с острова. Если бы кто-нибудь из них тогда решил уйти, Агата бы его отпустила, но они сами сделали свой выбор. Их жадность сделала выбор за них. И жадность же толкала их на
