– Ты в самом деле думала, что я воспылал страстью? – Миша словно мысли ее читал. – Ах, Аннушка, Аннушка, как можно быть одновременно такой умной и такой наивной?! Признаться, вариант с женитьбой я тоже рассматривал. Думаю, наследство за тобой дали бы немалое, но клад – это совсем другое! Это другой уровень!
– Да какой же клад?! – Думать про библиотеку не хотелось, как и смотреть на Мишу. Нож бы не уронить. Пальцы затекли.
– Она ведь и в самом деле ничего не знает. – Миша обернулся к Всеволоду. – Я же тебе говорил. Расскажем графине сказочку?
Прежде чем ответить, Всеволод взглянул на нагрудные часы, а потом кивнул, соглашаясь.
– Значит, слушай, Аннушка, сказочку!
С раннего детства Мишка знал, что он особенный. Нет, батя ему об этом не говорил. Батя вообще мало говорил, бывало, и поколачивал, если приходил к ним с мамкой в дурном расположении духа. Сначала мамку бил, потом Мишке подзатыльник отвешивал, а уже потом, успокоившись, стряхнув с себя лютую злобу, как собаки стряхивают блох, начинал говорить.
Разговаривал он большей частью с мамкой, но Мишке слушать не запрещал, иногда даже поглядывал этак одобрительно. Мамка утверждала, что это оттого, что Мишка на папку сильно похож, а кровь – не водица. Что это значило, Мишка не понимал, но кровь на отцовской одежде видел частенько. Мамка ее отстирывала, а когда не получалось, оттирала мелким песком, за которым гоняла Мишку на речку. Бывало так, что одежу отстирать не выходило, и тогда отец снова злился и снова бил, но уже только мамку. Говорил, что за нерадивость. Нрав у него был лютый, боялись его все в округе. А узнав, что Мишка – Сироткин сын, начинали бояться и его. Это оказалось неожиданно приятно, вот только друзей все никак завести не получалось. Ну да Мишка быстро привык к одиночеству. А когда отец говорил, слушал очень внимательно, запоминал каждое сказанное слово.
Рассказывал отец все больше про разбои да грабежи, но бывали моменты, когда речь заводил про клад, припрятанный еще в старые времена одним из золотодобытчиков. Фамилия у золотодобытчика была известная, звали его Злотниковым, как отцовского хозяина. Хозяин, наверное, отцу про клад и разболтал по пьяной лавочке, а дальше уж тот сам начал искать, у людей выведывать, когда по-доброму, но большей частью пытками. Да только правды про клад никто не знал. Так его отец и не нашел, сгинул раньше, но одно имя назвать успел. Кайсы, охотник из местных, из марийцев. Человек опасный, подолгу на одном месте никогда не задерживающийся. Имя Мишка запомнил, как запомнил он все рассказанное отцом про клад.
Прошли годы. Отца уже не то что бояться, но и вспоминать перестали, и только повзрослевший Михаил помнил все. Мамку считали беспутной, может, она такой и была, но единственного сына на ноги поставить сумела, денег на образование дала. Наверное, имелся где-то оставленный отцом тайник. Михаил никогда об этом не спрашивал, по сравнению со спрятанными на Стражевом Камне несметными сокровищами, материны запасы казались ему сущими пустяками.
А полученное образование, как и острый ум, пригодились. Михаилу удалось заполучить в товарищи Севку Кутасова. Был тот маменькиным сынком, и маменька же за него все решала и про то, чего самому Севке хочется, даже не слушала. А хотелось ему свободы, хотелось сорваться с короткого финансового поводка, заняться своим собственным делом, потому что видел, что под материным управлением – по старинке, по накатанной – производство разваливается. Потому что знал, что производству этому очень скоро потребуется реконструкция и немалые деньги, которых нет.
На том они и сошлись – на злой, остервенелой жажде денег. Про клад Михаил приятелю рассказал после того, как в один из редких своих визитов в Чернокаменск увидел охотника-марийца в косматой волчьей шапке. Был это тот самый Кайсы, о котором говорил когда-то отец. О Кайсы и о тех, с кем он встречался, Михаил узнал все, что мог. Узнал бы и больше, если бы не оказался стеснен в средствах. Кайсы в Чернокаменске оставался ненадолго, а потом куда-то исчезал. Проследить бы куда…
Всеволод ему поверил. И денег на соглядатаев дал. И не попрекнул ни разу потраченными средствами, потому как траты эти оправдались очень быстро. Кайсы нашелся в Петербурге, в доме инженера Серова. Того самого, что много лет назад запускал на Стражевом Камне маяк. Одного из тех, кого мамка винила в исчезновении отца. Женат Серов был на Анастасии Шумилиной. Фамилию эту в Чернокаменске знал каждый, как и трагически-романтическую историю, с ней связанную. В истории той были замешаны многие, в том числе и девочка Анюта, дочь графа Шумилина и Айви. Девочку все считали погибшей, да вот чудо – у инженера Серова, преспокойно и сытно живущего в столице, имелась взрослая племянница по имени Анна. К ней-то, к своей внучке, и наведывался Кайсы. А кому, как не единственной кровиночке, он мог передать свою тайну?
В том, что тайна имелась, Михаил не сомневался, как не сомневался он и в том, что тайну эту у Кайсы не получится выведать ни хитростью, ни силой. Больно уж крепким, больно уж матерым был старик.
Оставалась внучка, девица на выданье, ничего особенного собой не представляющая. Легкая жертва… Вопрос о том, чьей жертвой станет графиня Шумилина, решили быстро. У Всеволода фамилия была слишком уж известная на Урале, а Михаил никто, так, молодой, но талантливый ученый. Романтические девицы на выданье на таких весьма падкие.
У Михаила все получилось. Даже стараться особо не пришлось. Очень скоро Анна уже делилась с ним самым сокровенным, даже карту показала. Ту самую карту, которая могла привести их к кладу! Да вот незадача – карта была неполной, не хватало второй части. А Анна рвалась в Чернокаменск, интересно ей, понимаешь ли, разобраться в своем прошлом! Михаилу тоже было интересно. Ох как интересно! Шкурой чувствовал – рядом несметные богатства, и девчонка его к ним непременно приведет. Оттого и стал помогать Анне в ее авантюре, а Всеволоду письмецо написал. Жди, мол, дорогой товарищ! Еду в Чернокаменск с невестой!
