— И где твои обещанные этруски, Рус? — это были первые слова Рахмангула после вывода пленного. Спросил строго. Можно сказать, излишне.
Но не стоит думать об этом сорокалетнем воине, как о трусе. Он успел покомандовать сотней сарматских наемников в войне между Ренией и Вифинией, где показывал личную доблесть и изворотливый ум. Во время Великого Похода командовал всей сарматской армией и проявил себя как хороший полководец и тоже за спинами не прятался. Рус — единственная иррациональная слабость. Дошло до того, что он просил отца не назначать зятя себе в помощники, мотивируя самыми разными предлогами. Пиренгул остался непреклонен:
«Я сказал, пойдет! Прислушивайся к его советам и предоставь свободу действий. Назначь старшим над шаманами, это как раз для него. Но командуешь — ты, окончательные решения за тобой и спрос с тебя!»
— Не ведаю, господин командующий! — главный армейский шаман вытянулся по стойке смирно. — Связи с кораблями нет, а вышли они месяц назад. Собирались так быстро, как могли! Лично подгонял, господин командующий! Купцы утверждали, что как раз примерно месяц ходу и точной даты нападения мы тогда не знали.
— Что-то я их не наблюдаю в наших войсках, — съязвил Рахмангул. Принижая зятя, он рос в собственных глазах.
А Рус не то, что прикалывался, он просто видел боязнь шурина. Еще после Плато Шаманов заметил, и не знал, как с ним держаться, чтобы и его не обидеть, и себя не опускать. Но если совсем честно, то он его нервировал, если не сказать бесил. С трудом сдерживался от грубости.
— Не могу знать, господин командующий! — Рус выбрал «уставщину».
— За этот месяц ты бы мог их по одному по своей «тропе» перетаскать!
А вот это перебор. Князь пока еще Пиренгул и весь план обороны обсуждался именно с ним, в том числе и эскадра с тысячей этрусских воинов. Рус еле стерпел:
— Никак не мог! К сегодняшнему дню в твоем подчинении находилось бы всего пять десятков — погоды не сделают. Слишком далеко и слишком много Силы уходит… — «Будто больше дел у меня не было!» — возмущенно подумал, произнося это ненужное оправдание.
— Вы что как дети! — Максад не выдержал, взорвался. Вот кто больше всех знал о Русе и нисколько его не опасался. Не боялся и старшего сына Пиренгула — своего друга с далекой юности и родственника. В смысле с князем они дружили, тогда еще сыном прежнего вождя Сарматов. А Рахмангула он держал на руках, когда тот под борком проходил, не нагибаясь.
— Рус, не устраивай балаган! Рахмангул, а ты мог бы обсудить более насущное, чем спрашивать давно обговоренное! — у шестидесятилетнего, всегда уравновешенного тиренца крылья носа трепетали, как бабочки. Завелся опытный «безопасник».
— Почему бы не порадоваться вражеским потерям, для начала? Узнали точные силы, направления ударов — почему бы не обсудить это? — Максад постепенно успокаивался.
Повисла неловкая пауза. Командующий отводил взгляд от него и от Руса, а последний старательно разглядывал кончик своего правого сапога и заговорил, словно вычитывая речь с этой важнейшей части обуви:
— Мы имеем три лагеря противника: под Далором, под Неядами и под Карагиром[22]. Все — без защиты крепостных стен. Вопрос такой: атаковать их, пока они стоят или ждать выдвижения. От планов захвата Эолгула они не отказались.
— Планировали бить их в поле и я не вижу причин переносить удары в города, — сказал Рахмангул, сфокусировав взгляд между Максадом и Русом. Для пущего спокойствия скрестил руки, — ни к чему множить потери настоящих тиренцев, — не удержался от подначки.
— Вообще-то сейчас у них настрой далеко не боевой. Сильно пробрали их наши диверсии, — Рус не остался в долгу.
Их готовили лично он, Отиг и лично Пиренгул, который наносил на горшки проникающие Знаки. Тысяча Знаков! Три дня маялся. Рус считал это паранойей — эту нудную работу князь вполне мог поручить другому Пылающему.
— Одних невосполнимых потерь — две тысячи (вечером в галатинском корпусе состоялся сеанс связи с остальными двумя армиями, оттуда Вольмар и узнал общее число потерь), это я чуток приуменьшил, раненых примерно столько же и они пока лечатся. Кроме того, тысяча — полторы единорогов потеряны, а какая из всадников пехота?
— Я все это прекрасно слышал из уст галатинца, нет необходимости повторять, — проворчал командующий, — зато магов потеряно всего пять десятков. Живучие, как глиноты, — сказал с явным намеком, — а маги как раз в обороне сильнее. Шесть сотен против нашей сотни.
— Ста шестидесяти, ты учеников не посчитал, — на что Рахмангул презрительно скривился. — Добавим сюда шаманов, — продолжал Рус, не обращая внимания на подколки командующего: «Да пошел он! Я ему не мама, от детских страхов спасать. Но я-то почему завелся? Фиг с ним, потом разберусь. Только бы он в деле обходился без комплексов… и я тоже…», — И всех отправим на один лагерь, на самый слабый — далорский. Там осталось всего сто семьдесят пять магов.
— А в это время сорвутся в поход два других лагеря. Заставим женщин голые зады показывать, чтобы те отвлеклись? Кем мы их будем останавливать? — Рахмангул съехидничал, высказывая вполне здравую мысль.
Максад, слушая «обсуждение стратегических планов», хмурился:
«Ну хоть так, может и выйдет чего. Хвала богам, не в штабе, не при свидетелях… — Сам не встревал. Его служба — разведка-контрразведка. — А молодцы Русовские друзья, надо их похвалить от лица командования, не ошибся я в них».
