со стремительно надвигающимися облаками с запада. «Сброшу высоту попозже, – подумал Данилов, – пусть парень мир посмотрит».
Почти повсюду зеленел огромный океан разросшейся растительности, обступая заброшенные поселения. Позади, словно большая язва на теле земли, темнел город, переплетаясь улицами. Зелень потихоньку подбиралась к нему, тянула свои руки; и ясно было, что когда-нибудь изумрудный океан поглотит разрушенный город.
Лес был потрясающе красив и обманчиво спокоен. Но Миша знал, что может скрываться в его дебрях, какие разнообразные формы расплодились там, наплевав на законы эволюции. Искрились в солнечном свете утопленные в зелени озерки и речушки, торчали мачты линий электропередач, темнели прогалины. Природа расправила плечи, скинула с себя человеческое иго и теперь безраздельно властвовала на своей территории. Миша вдруг подумал, насколько ничтожны они сейчас по сравнению с разгулявшейся вокруг флорой и фауной, вошь на теле, которую надо раздавить, чтобы она не докучала природе больше. В принципе, все к этому и идет. Таких вошек становится все меньше и меньше, в итоге они исчезнут с лица земли, которая наконец вздохнет спокойно. Но Мише не хотелось исчезать, он еще поборется, он еще попытается изменить хоть что-то.
Незаметно для себя он ударился в воспоминания. Вот мама читает ему книжку перед сном и гладит его волосы, вот Игорь Владимирович находит металлический значок и цепляет его Мише на рубаху, на значке – летящий пассажирский самолет. А вот они с Колькой и другой детворой играют в прятки, благо, укромных мест на станции полно. Миша почти всегда выходил победителем, редко кому удавалось его отыскать. Воспоминания сменяли друг друга, накладывались, путались. Были счастливые, но были и грустные – о том, как не возвращались старые знакомые с поверхности, умирали от болезней жители или наступали особенно голодные времена. Но та жизнь на станции была близкой, родной, и жаловаться на судьбу Миша точно не собирался. А уж на такие приключения, как в последние дни, даже богатой Мишиной фантазии не хватило бы.
Данилов поглядывал на растрепанного парня, стоящего рядом, и в душу закрадывались новые чувства, которых он боялся и всячески стремился прогнать прочь. Волей-неволей приходилось учитывать тот факт, что перед ним не просто парень, а его сын. Пока он еще не готов к разговору по душам, но этот день непременно настанет, если они живыми выберутся из всех передряг.
Вдруг слева от дирижабля Данилов заметил черное пятнышко, понемногу увеличивающееся в размерах. Что там? Иван напряг зрение и разглядел, что к ним приближается огромная птица. Вичуха. Данилов сжал штурвал – кто знает, чего можно ожидать от птички, еще не хватало, чтобы она надумала помериться с ними силой и выяснить, кто на самом деле является истинным повелителем неба.
– Коля, – скомандовал Данилов, – к пулемету по левому борту, приготовиться, у нас гостья.
Мишин товарищ подскочил, помотал головой, прогоняя свои печальные мысли, и занял место за станком с «Утесом». Ствол запрыгал в руках парня, пока тот не приноровился и не навел механический прицел на приближающуюся тварь. Колька замер в ожидании команды. Было видно, как невеселые думы на время отступают, азарт и адреналин приходят им на смену, начинает подрагивать палец на спусковом крючке, и его приходится удерживать, потому что еще не время, надо подождать, вдруг птичка уберется восвояси.
– У-у, с солнечной стороны заходит, – мрачно прогудел Данилов. – Поэтому так поздно заметили. Грамотная птичка, однако, знает толк в тактике воздушного боя.
Но нападать тварь не спешила, видимо, решила разведать, что перед ней такое. Какое-то время вичуха просто следовала параллельно их движению, присматривалась к дирижаблю. В дирижабле четыре пары глаз, не отрываясь, наблюдали за ней, выжидая, что же предпримет птичка. Отсюда было видно, что тварь явно не в духе – быть может, они вторглись на ее территорию, и этого вичуха стерпеть не могла. И размеры дирижабля птичку совсем не смущали – подумаешь, летательный аппарат больше нее в несколько раз. Тварь, очевидно, была не из пугливых.
– Может, пальнуть? Свалит тогда побыстрее, – обернулся к остальным Колька.
– Погоди, вдруг ее только разозлим. Зачем лишние проблемы, она же наше путешествие подпортить может.
Но тварь и не думала улетать. Какое-то время она проводила разведку, а затем, круто развернувшись, за пару секунд оказалась совсем рядом с левым бортом. Глаза размером со здоровые булыжники зло зыркнули, пробуравив взглядом стенки и заклеенные пленкой стекла кабины, и в этот момент Миша понял, что тварь просто так не уйдет. Поняли это и остальные. И в следующую секунду кабина сотряслась от удара, когти вичухи заскрежетали по металлу. Звук был мерзким, противным, Миша не стерпел и закрыл руками уши. А затем дирижабль резко качнуло, все посыпались на пол, не удержавшись на ногах. Тварь прицепилась к дну кабины и понемногу тянула дирижабль к земле, одновременно пытаясь разодрать когтями металл. Кабину мотало, и Данилов опасался, что крепления между ней и оболочкой дирижабля не выдержат нагрузки. И тогда шансов у них нет – расплющит о землю.
Дирижабль основательно тряхнуло, и что-то лязгнуло внизу, после чего он вдруг снова начал набирать высоту. Данилов посмотрел в окно и увидел, как вниз летит один из прожекторов, вращаясь в воздухе, а вичуха, оторвавшись от дирижабля, опять догоняет, огромными взмахами крыльев преодолевая расстояние между ними. Она решила снова зайти с солнечной стороны для атаки, завершила широкий полукруг и устремилась прямо на них.
И тут проснулся «Утес», заворчал, как потревоженный зверь, посыпались на пол кабины гильзы. Пули начали рвать тело вичухи, находившейся совсем близко, так что не составляло большого труда попасть в нее. Тварь заклекотала и попыталась сделать разворот, чтобы снова обрушиться на корпус дирижабля, но пулемет уже сделал свое дело. Вичуха отчаянно боролась, но, израненная, уже не могла держаться в воздухе. Крылья ее сложились от натиска ветра, и она, сделав последнюю попытку зацепиться за воздушные потоки, отправилась на свидание с поверхностью.
– Дура, – выругался Данилов, наблюдая, как вичуха с простреленными крыльями неловко пытается удержаться в воздухе. – Чего дома не сиделось?
