многое не способен. Дальше последовал громкий спор с многочисленными примерами и предположениями насчет его умений и способностей.
С ощущением, что все это произносится не просто так, а именно для его красных ушей, он вылез из бадьи. Еще более глупо было сопротивляться, когда две девицы с очень приятными округлостями и совсем не старые по возрасту примчались без приказов и просьб с полотенцами. Говорят, принцы даже штаны самостоятельно, без помощи слуг, натянуть не умеют. К подобному поведению пока привычка отсутствовала.
Зато остальные желания очень даже проявились при бесцеремонном ощупывании и растирании. Приятно и нешуточно возбуждает. Если бы не постоянное мельтешение прислуги, в том числе и мужской, наверное, попытался бы завалить ту, что посветлее. Она достаточно выразительно терлась бедром и грудью и чуть ли не подмигивала.
А так ограничился вручением каждой «орла», а попутно и грязной одежды на предмет постирать. Дальше зайти не то чтобы не посмел, но отложил на будущее. Строгостью нравов они, очень похоже, не отличались. При случае можно и ближе познакомиться. Девушки вполне симпатичные, хотя Шарлотта много лучше с виду.
Снаружи он обнаружил Патрика с Жоайе. Третьим в компании оказался лейтенант и прямой заместитель Бема — Андрэ фем Рэмо.
Спрашивать о таких вещах обычно было не принято. Далеко не всегда название за приставкой означало владение неким местом. Точно как Грай не принадлежит Блору, а фактически настоящий находится где-то далеко на юго-западе за Длинным морем. Он и не помнил того поселка, но, родившись в определенном краю, и обозначался обусловленным традицией образом.
Право на подобное имели одни фемы и не собирались отказываться от столь значительного отличия, крайне красноречиво указывающего на происхождение. Но встреть Блор некоего другого фем Грая — очень вероятно, тот ему не родственник вовсе. Судя по рассказам отца, на его изначальной родине нищих фемов более чем хватало.
В отдалении торчали еще несколько знакомых рож из отряда фем Клейна, изображающих отсутствие интереса. На самом деле уши у них откровенно у всех повернуты в эту сторону. А у кого не вышло, сильно страдали из-за плохой слышимости.
— Меня дожидаетесь? — на всякий случай осведомился Блор.
— Ага, — пробурчал старый друг. Ему, похоже, было несколько неудобно.
— Мы тут поспорили, — жизнерадостно провозгласил Патрик, — насчет тебя.
— А понятнее? — насторожился Блор.
— Тебя можно поздравить с обретением имущества?
— Да.
— Сколько?
— Чего сколько?
— Насколько велик размер благодарности твоей госпожи?
— А она уже не твоя? — ощерился Блор.
— Правильные слова! — засмеялся фем Рэмо, когда Патрик не нашелся с ответом. В глазах его при этом отсутствовало веселье, и они оставались жестокими и холодными. — Блор ее человек, как мы с Жоайе люди фем Клейна.
— По договору вы тоже подчиняетесь нанимателю, — обиженно возразил Патрик.
— Все мы подданные Императора, — пробормотал примирительно Жоайе.
— У меня нет имперского гражданства, и я служу лишь госпоже Кнаута по соглашению! — вспыхнул Патрик. — Не за землю.
— Значит, все-таки и твоя хозяйка, — провозгласил Блор удовлетворенно. — У меня тоже деревни из ее рук нет, а?
— У тебя кое-что другое теперь появилось!
— Оставим эти мудрствования юристам, — прервал готовый начаться спор Андрэ. — Еще вспомните, что мы находимся в провинции, где все до последнего раба вассальны Императору, но на разных условиях.
— Если ты родился в семье фема и не имеешь достаточных доходов, нет ничего зазорного пойти на службу к более удачливому, — высказался и Жоайе.
— Клятва имеет две стороны, — сказал Андрэ. — Ты обещаешь выполнять приказы, а тебя ответно заверяют в честном и справедливом отношении. Дают обязательство учитывать заслуги и оплачивать кровь и сталь. Жадность, жестокость или глупость нанимателя нередко нарушают сделку. И вот тогда мы вправе искать другого.
Ну да, решил про себя Блор, а вот если наемник нарушает клятву без веских оснований, пусть изменник пеняет на себя. Недовольные и считающие, что их неправильно оценили, найдутся всегда. Предатели тоже. Иногда умолчание или ложь предпочтительней сказанной в лицо правды, и не стоит будить лихо, пока оно спит спокойно.
Говорить подобное для общего сведения — открытое оскорбление, но было нечто в тоне фем Рэмо глубоко личное. Похоже, пришлось ему в жизни не особо весело. Отсюда и вечный взгляд исподлобья, и хмурая недоверчивость. Но на прямой конфликт он не шел, хотя вполне дружески общался с людьми вне отряда. Зато и задевать не стоило. Подчиненные рассказывали жуткие истории о последствиях. Злопамятный.
