за учиненный в отеле бардак.
Вжик! И пучок опустился на широкое седалище толстяка.
– Уай! – возопил бедный Тован.
Вжик! То же самое произошло и с задницей Вогана.
– Ой! – вякнул худосочный.
Вжик, вжик. Свистели прутья, попеременно касаясь филейных частей то одного, то другого громилы.
– Уай! Ой! – отвечали они на удары низким баском и хрипловатым фальцетом.
При этом туловища продолжали ожесточенно работать верхними и нижними конечностями.
Наконец, после очередной порции ударов в стойке что-то треснуло, и испорченная панель оторвалась. Зрители смогли увидеть искаженные от боли и обиды рожи наказуемых.
В стальных пальцах карги снова появился меч.
Бабка взмахнула им разочек, явно намереваясь отсечь бедолагам головы. Полицейские дернулись в разные стороны, но хомут-панель не отпускал их, держа в одной упряжке. Не долго думая, Тован и Воган обернулись к зрителям и палачу теми самыми местами, которые уже сполна вкусили воздаяния, и ринулись к выходу из отеля.
С жалобным звоном разбились дверные стекла. И нахальные гости испарились.
Призрак в доспехах издал торжествующий вопль «Хей-хо!» и преобразился. Теперь это снова была растрепанная бабка в легкомысленном комбинезончике розового цвета.
– Что ж, – потерла ладошки ханум бин Рух, – охота, кажись, удалась на славу. Давненько такого азарта не испытывала. Наверное, с тех самых пор, как пару лет назад окунула в сортир одного хмыря, пытавшегося окучить бедного сиротку, принесшего ему из ресторана вечерний чай. Ох, и визжал же он тогда, скажу я вам!
Зубейда величественно проплыла мимо меня, едва не задев за нос. Я заметила, что сейчас бабка, не скрываясь, именно
– Надейся на вас! – буркнула сердито. – Воры дом вверх тормашками перевернут, а вы и не почешетесь!
Возле Гаруна чуток притормозила. Внимательно обозрев парня с ног до головы, уперла ему в грудь костлявый палец и прокаркала:
– А на будущее имейте в виду: р-разврата в своем доме я не допущу! Тем паче соблазнения несовершеннолетних!
Последняя фраза вместе со злобным взглядом адресовалась уже мне.
Отыграв эту мизансцену, старуха просочилась сквозь стену и пропала. Будто ее и не было.
Мы переглянулись.
– Да уж, – покачала головой я. – Всего лишь второй день в этом городе, а уже голова от впечатлений пухнет. Что же дальше будет, а?..
Горько вздохнула, но потом практический ум землянки взял свое.
– Кстати, милый, – сладким голосом молвила я. – У тебя как с наличными?
– А что? – встрепенулся студент.
– Ну-у, – протянула я многозначительно. – Мне бы перышки почистить не мешало. И прибарахлиться заодно. А денег кот наплакал.
Юноша достал из кармана кожаный бумажник и, раскрыв, уставился в него, изучая содержимое.
Я ловким движением конфисковала у студента его сокровища и принялась их рассматривать. Хм, бумажки в 7, 13 и 113 бешликов, монетки. На купюрах красовались профили какого-то носатого и бородатого мужика в феске.
– Девлет Тринадцатый Герай, – пояснил Гарун с придыханием. – Ныне правящий хан Кырыма.
– Угу, – кивнула я. – А чего такие странные номиналы?..
Юноша не понял.
– Семь, тринадцать, сто тринадцать… В других мирах приняты круглые цифры, типа, десять, двадцать, пятьдесят, сто…
– Это священные числа Сулеймана ибн Дауда, мир им обоим, – с благоговением ответил студент.
– А почему на ваших деньгах надписи на русском? – задала я вопрос, мучивший меня с самого появления в Ахтиаре. – Да и говорят у вас отчего-то на этом земном языке.
– Почему на русском? – парень начал вертеть купюры, словно в первый раз их увидел. – Обычный тартарский язык. И говорят тоже по-тартарски.
– Но я все понимаю!
– Правильно. У тебя произошла адаптация к нашему миру. Ты же скьява.
Снова здорово. Что же значит это таинственное слово?
Пожала плечами.
– Ладно, возьму чуток взаймы, если ты не против? Потом сочтемся… Кстати, не составишь мне компанию?..
