Металл сокрушил кость, кровь и мозги брызнули во все стороны, и Чайлдс вновь испытал то же радостное возбуждение. На этом можно было бы и остановиться – юноша умер после первого же удара, – но он бил и бил, снова и снова, пока голова юноши не превратилась в кровавое месиво.
Летаргия, охватившая его после этого, длилась недолго – лишь до следующего дня, когда Чайлдс пошел на встречу с читателями в книжный магазин. На этот раз он пригласил девушку к себе домой и зарезал кухонным ножом.
У нее тоже был экземпляр его романа.
Он налил себе выпить и задумался. Новый роман… Очевидно, все это как-то связано с его последней книгой. Предыдущие его произведения тоже иной раз вызывали у читателей странные отклики, но он приписывал это особенностям читателей, а не своего письма. А теперь старался припомнить, сталкивался ли в прошлом с подобными «психическими эпидемиями», с одинаковыми необычными реакциями разных людей, – и ничего такого не припоминал.
Что происходит? Возможно ли, что новая книга каким-то образом обратилась напрямую к коллективному бессознательному, что выбранная им последовательность слов роковым и неизбежным образом нажимает на кнопку человеческого мозга, ответственную за жажду самоуничтожения?
Похоже на сюжет еще одного романа…
Он перевел взгляд на тело девушки. Пожалуй, еще более странным и пугающим было то, что он шел навстречу желаниям своих читателей, что сам ощущал позыв их убивать. Он убил уже троих. Но воспоминания об этих убийствах плоски, бесцветны, словно о том, что он написал, а не совершил своими руками. Даже сейчас, глядя на лужу свернувшейся крови на полу, Чайлдс не чувствовал ни горя, ни гнева, ни раскаяния, ни отвращения. Быть может, написанные им слова заставили читателей приносить себя в жертву – а в него впрыснули противоположное стремление, стремление забирать у них жизнь?
Он прикончил выпивку, загрузил тело девушки в багажник, прибрался на кухне. Потом отвез тело в парк и забросал сухими листьями и травой.
Проснулся Чайлдс бодрым и свежим, и в первый раз за год – с того времени, как отдал в печать свой последний роман, – сел писать. Занял пост перед компьютером в восемь утра и поднялся – с ноющей спиной, затекшими ногами и глазами, в которых словно песку насыпали, – в девять вечера. В лотке принтера лежали тридцать страниц, покрытые текстом с обеих сторон. Причем хорошим текстом. Весьма хорошим. Перечитывая его завтра, он не будет морщиться, не порвет страницы и не отправит в мусорное ведро, как частенько приходилось делать. Он написал начало нового романа – и этот роман будет доступен не только избранным; знакомые темы и стиль остались в неприкосновенности, но к ним добавилось что-то новое – какая-то универсальная мощь, дающая силы достучаться до читателей самого разного возраста, образования, вкусов.
Он надеялся…
Нет, знал.
Знал, что эта книга станет для него переломной.
Это дело следовало отпраздновать. Чайлдс сложил листы бумаги в конверт, убрал его в ящик письменного стола и вышел на улицу. Был теплый вечер. Облачное небо, затянутое смогом и подсвеченное огнями ночного Лос-Анджелеса, отливало рыжеватым пурпуром. Пить он не хотел – хотел только как-то отметить свою победу, выпустить пар и повеселиться.
Подчиняясь неожиданной мысли, Чайлдс сел в машину, поехал в Уэствуд и зашел там в самый модный книжный магазин. Продавщица за прилавком была немолода и выглядела вполне обычной, нормальной женщиной. Она его не заинтересовала. Зато в задней части магазина, в отделе классики, разглядывал корешки молодой человек в черной футболке и линялых черных джинсах, бритый наголо, в круглых проволочных очках, как у Леннона. Улыбнувшись про себя, Чайлдс подошел к нему.
– Простите, меня зовут Гарольд Чайлдс, я собираю материал для новой книги. Не могли бы вы мне помочь?
– Тот самый Гарольд Чайлдс?!
– Так вы обо мне слышали…
– Только что прочел ваш новый роман. Гениально!
– Благодарю вас.
– Убейте меня, – сказал молодой человек.
– Вы уверены?
– Убейте меня. Заберите мою жизнь.
– Я надеялся, что вы это скажете. – Чайлдс улыбнулся. – Что ж, идемте со мной.
Весь остаток года он писал и убивал, убивал и писал. Несколько убийств попали в газеты, однако никто не связывал их ни с Чайлдсом, ни друг с другом. Последнее было странно, если учесть, что все жертвы – люди одного типа и круга; наверное, копов сбивали с толку разнообразные способы убийства. Каждый раз Чайлдс убивал по-новому. Прежде он ничего не умел делать руками: на кухне, в саду, в гараже, в спорте – во всех занятиях, кроме работы со словом, оставался неуклюжим и никчемным. Но в убийствах словно наконец нашел себя. Он дал волю своему воображению, отдался инстинктам – и изобретал мириады новых способов отнять человеческую жизнь.
Его новый роман вышел в свет и имел большой успех, как у критиков, так и у широкой публики.