С моей помощью камин сухо проскрипел:
– Я тоже тебя люблю.
– Что за чудеса…
Я приложила ее руку к своему горлу, чтобы она почувствовала вибрации, и над нашими головами прозвучал веселый голосок:
– Я тоже тебя люблю.
– Скажи, как ты это делаешь.
– Хорошо.
И я рассказала ей про иллюзирование. Снова положила ее руку себе на горло, а вторую прижала к животу, стараясь объяснить, как у меня это получается.
Минут через пятнадцать я заснула, а сестра не сомкнула глаз до утра, пытаясь научиться иллюзировать.
Она не оставляла попыток целую неделю, но ничего у нее не вышло. В конце недели я продемонстрировала свое умение остальным членам семейства. Ни один из них не смог повторить то, что делала я, хотя каждый старался научиться.
Родители уговаривали меня проиллюзировать что-нибудь на следующей деревенской спевке. Они гордились моим голосом и хотели, чтобы я хоть раз выделилась чем-то таким, что доказало бы мое преимущество.
Однако я решила держать свой секрет при себе, а то вдруг селянам тоже захочется попробовать, и тогда мне придется объяснять, как я направляю звук. Выступать перед целой толпой. Другое дело пение. Оно мне легко давалось. Говорить гораздо труднее. Но хуже всего то, что придется продемонстрировать всем, как я двигаю животом.
Даже страшно подумать о чем-то столь унизительном.
Глава четвертая
Через несколько месяцев после того, как во мне проявились способности к иллюзированию, родители отослали Арейду учиться в киррианский городок под названием Дженн. По их представлениям, утонченная молодая женщина придаст лоску гостинице.
Я поняла. Зачем тратить деньги на сестру-уродину, которая старается не попадаться никому на глаза? Зачем тратить деньги на сестру-уродину, если никакое образование не исправит ее лицо?
Все равно было обидно. Целых полтора дня я ненавидела свою семью и всех вокруг. А больше всего – себя.
Потом я их простила. Но себя – нет.
Арейда не хотела уезжать. Собирая вещи, она плакала.
Я складывала ее чулки и напевала:
– В пути все вещи успеют отсыреть, если будешь так плакать.
Она рассмеялась, вытерла слезы столовой салфеткой и пропела в ответ:
– Ничего не могу с собой поделать. Мне будет тебя не хватать. Никто так не обнимается, как ты.
– У тебя появится столько новых друзей, что скучать не придется.
И я пропела, изображая разные создания, чьи голоса донеслись из разных частей комнаты:
– Хорошенько учись в новой школе!
– Я буду тебя ждать!
– Я тебя люблю!
Когда мне было пятнадцать, в год Кухонных песен, в апреле месяце, король Оскаро объявил о своей помолвке с простолюдинкой из киррианского городка Баст. Невеста была дочерью состоятельного серебряных дел мастера. Звали ее Айви, или Иви по-айортийски. Ей исполнилось девятнадцать, а королю – сорок один. Она никогда не бывала в Айорте. Король познакомился с ней в Басте, там и проходило ухаживание.
Девушка оставалась для всех тайной, как и полагается до свадебной церемонии. Есть у нас одно суеверие: от помолвки до свадьбы ничего не менять, иначе брак будет проклят. Иви должна была появиться в замке Онтио только накануне свадьбы в сопровождении собственных слуг из Баста, которым предстояло окружать ее до самой церемонии.
Знать пришла в ужас оттого, что невеста короля – простолюдинка. Всех, кроме меня, возмущали ее молодость и происхождение.
А я чувствовала какую-то связь с невестой, такой же чужой здесь, как и я. Я часто о ней думала и мысленно вела с ней разговоры, называя ее Иви – не королевой Иви, а просто Иви, словно мы близкие подруги. Я почему-то была уверена, что у нее окажется несравненный голос и самое красивое лицо из всех, какие я когда-либо видела.
У нашей деревенской портнихи была кузина в Басте. От нее мы узнали, что Иви особа своенравная, вспыльчивая и кокетливая. О ее внешности портниха высказалась так: «Ничего особенного, просто хорошенькая».
Для меня слова «просто» и «хорошенькая» никак не сочетались друг с другом. К «хорошенькой» подходило «необыкновенно», а «просто» – вообще из другого текста.
