– Что вы сделали, узнав о том, как она поступила с Уокером? – спросил он.
– Я стал ее лечить, – сказал Боланд.
– Но не стиранием памяти?
– Нет. Я полагал, что в этом нет нужды.
– Лечение не помогло, – заметила я.
– У Мэдди был сильный стресс, – продолжал Боланд. – Но я полагал, что с ней все будет хорошо.
– И вы не могли передать ее в руки властей?
Глаза Класснера сузились.
– Нет. Мы бы предпочли так поступить, но это было невозможно.
– В конце концов, она убила Тальяферро.
– Это стало трагедией для нас, – проговорил Боланд. – Мы не думали, что она настолько опасна. Даже после гибели Джесса мы так не считали. Вернее, я не считал: буду говорить за себя. Даже после этого. Я не верил, что она его убила. У нее не было никаких причин.
– Он собирался нас предупредить, – сказал Алекс.
– Да. Но не сообщил нам, что у Мэдди снова нелады с психикой. Поэтому мы ничего не могли узнать. Она утверждала, что Джесс свалился с крыши Архива – спешил и отвлекся.
– У людей есть странная привычка: падать с большой высоты, если Мэдди рядом, – заметила я.
Глаза Уайт вспыхнули.
– Не верю, что она убила Тома. Это действительно был несчастный случай. Она любила его. Ради Тома она была готова на все.
– Мы не знали, – сказал Класснер, – что она решила устроить на вас охоту на базовой станции. Мы были убеждены, что она тяжело переживает смерть Джесса. А когда отправились ее искать и не нашли, забеспокоились. Потом оказалось, что «Матильда» исчезла.
– Кто такая Матильда? – спросил Алекс.
– Наш корабль. Полагаю, вы его видели. «Чесапик».
– Его больше нет, – сказала я, вложив в свои слова больше удовлетворения, чем приличествовало.
Взгляд Уркварта был устремлен на лес за окном.
– Я же тебе говорил, – сказал он Класснеру, – не стоило сюда приезжать. – Он посмотрел на меня. – Мы никогда не одобряли действий Мэдди. Мы пытались ее остановить. Мы делали все, что могли. Неужели это так сложно понять?
– Да, – ответила я, – вы не одобряли. Но вы знали. Вы знали и тайно радовались возможности убрать Уокера, не марая в крови собственных рук. Скорее всего, вы знали, что Тальяферро грозит опасность. А если вы не знали, что она собирается нас убить, то я скажу так: вам следовало это знать. Я вас презираю. Всех.
У Уркварта задрожала челюсть. Класснер кивнул: «Признаю свою вину». Уайт смотрела на меня, качая головой: «Все было совсем не так».
– Профессор, – спросил Алекс, – где Мендоса?
Класснер сидел на диване рядом с Уайт.
– Мертв, – ответил он. – Уже давно.
– Как он умер?
– Не так, как вы думаете, – с упреком сказал Класснер. – Сердечный приступ. Около девяти лет назад.
– Сердечный приступ? Процедура не сработала?
– Он не захотел ее проходить. Отказался. – Класснер глубоко вздохнул.
– Почему?
– Он считал, что предал Тома, и не хотел благ для себя такой ценой. Не хотел жить и при этом ясно осознавать, что он совершил.
– Однако некоторые из вас, похоже, неплохо приспособились.
Казалось, терпение Уркварта вот-вот лопнет.
– Мы вовсе не заявляем, что мы святые.
– Есть еще кто-нибудь, – спросил Алекс, – кроме вас? Те, кто знает об этом? Другие бессмертные?
Последние слова повисли в воздухе.
– Нет, – ответил Класснер. – Никто больше не знает, как все было.
– И никто больше не подвергался процедуре?
– Нет. Уоррен – единственный, кто умел ее проводить. Он поклялся, что после нас никто этому не подвергнется.
– Сам процесс где-нибудь описан? Вы знаете, как это делается?
– Нет. Он все уничтожил.
