—
— Так он что-то говорит?
—
— Не будь все время таким идиотом, — рявкнул Рэвен. — Скажи мне, что он говорит.
—
Рэвен не знал такого слова. Оно звучало знакомо, как будто относилось к языку, на котором он не говорил, однако смутно знал о его существовании. Он выбросил это из головы и повернул «Бич погибели», зная, что отец бы не одобрил его возни с низшими сословиями.
Он повел своего рыцаря в тень границы громадных горьколистов. Он следовал по следам «Адского клинка» и биосигналу раненой маллагры, и его настроение было кислым.
Один зверь мертв, а второго наверняка убьет отец.
Какой же колоссальной тратой времени оказалась эта охота.
«Адский клинок» был прямолинейной машиной, не обладавшей ловкостью скакуна Рэвена, и по следу из сломанных ветвей было нетрудно идти. Во многих отношениях это идеально соответствовало Киприану Девайну, который жил так, словно находился в центре атаки.
Сквозь полог леса пробивались холодные лучи: колонны цвета слоновой кости, в которых блестела снежная пыль. Рэвен проследовал по следам «Адского клинка» по узким лесным каньонам и вышел на продуваемое ветром плато. Пятна раздавленных камней и размазанной крови вели в усыпанную костями расщелину в утесе впереди.
— Вернулась в свое логово, — произнес Рэвен. — Глупо.
Значок орла на сенсориуме, обозначавший отца, был прямо по курсу, в двухстах метрах в глубине разлома, и Рэвену вспомнился последний бой «Адского клинка» с маллагрой.
Это произошло перед Становлением Рэвена, сорок с лишним лет назад, однако навеки отпечаталось в памяти. Отступник-сакристанец попытался убить его отца, подорвав черепные имплантаты подчиненной маллагры при помощи электромагнитной бомбы. Обезумевший от боли зверь едва не убил Рэвена с Альбардом, однако их отец рассек его надвое одним ударом цепного клинка своего рыцаря, несмотря на то, что в схватке ему проткнуло грудь и живот железными стойками.
Но воображение людей поразила не эта история.
Рэвен встал перед беснующимся чудовищем, держа в руках только обесточенную энергетическую саблю брата. Крошечный человек бросил вызов зверю, не имея надежды победить. Тщательно выверенные нашептывания Ликс восхваляли отвагу Рэвена и принижали Киприана.
Шли годы, и Рэвен рассчитывал занять положенное по праву наследования место, но старый ублюдок никак не умирал. Даже когда Рэвен стал отцом троих мальчиков, продолжив род Дома, Киприан ничем не показал, что даст браздам правления ускользнуть из своих рук.
Не имея доступа к реальной власти, Рэвен проводил годы, потакая Ликс с ее верованиями и даже участвуя в некоторых ритуалах ее культа, когда его одолевала неизбежная скука. Ликс наслаждалась чувственными искусствами, и те ночи, которые они проводили под лунами обнаженными и опьяненными ядовитым цебанским вином, были, безусловно, запоминающимися, однако же совершенно пустыми в сравнении с правлением целой планетой.
Сенсориум залился красным светом, вырвав Рэвена из горьких раздумий, и тот тут же пустил «Бич погибели» во весь ход. Ауспик заполнился фильтрами угрозы, и Рэвен услышал знакомый треск выстрелов стаббера.
— Отец? — произнес он в вокс.
—
Рэвен повел «Бич погибели» вглубь мрака. На верхней поверхности панциря рыцаря развернулись слепящие дуговые фонари, залившие разлом светом. Рэвен мог руководствоваться сенсориумом, однако, когда его поджидала смерть, предпочитал доверяться собственным глазам.
«Бич погибели» рвался, едва не выходя из-под контроля, до сих пор оставаясь похожим на дикого жеребца. Рэвен испытывал соблазн позволить ему принять на себя руководство, однако не ослаблял хватку. У старых пилотов было полно историй о тех, кто лишился рассудка, позволив духу скакуна взять над ними верх.
Рэвен активировал кнут и подал боеприпасы в пушку стаббера. Он почувствовал, как руки окутывает теплом готовности оружия, и позволил своему стучащему, как падающий молот, сердцу подражать грому реактора «Бича погибели».
Расщелина представляла собой змеящийся разлом в горах. Дно густо покрывали обломки, гнилая растительность, замерзшие кучи экскрементов и