уме. — Я велел им тебя не впускать.
— Я знаю, но мне есть, что тебе сказать.
— Я не хочу этого слышать.
— Услышишь.
— Нет.
— Отец мертв.
Альбард, наконец, удосужился посмотреть на него, и Рэвен увидел в глянцево-белом бесполезном глазу собственное отражение. Аугметика давно уже перестала функционировать.
— Мертв?
— Да, мертв, — подтвердил Рэвен, подаваясь вперед, несмотря на окружавшие Альбарда гнилостные миазмы. Единокровный брат моргнул своим единственным глазом и посмотрел ему через плечо, теперь заметив, что в комнате присутствуют и другие.
— Кто еще здесь? — произнес он, и в его голосе послышался внезапный испуг.
— Мать,
Голова Альбарда опала на грудь, и Рэвен задумался, не соскользнул ли тот в какую-то вызванную химикатами дрему. Сакристанцы постоянно держали Альбарда в умеренно успокоенном состоянии, чтобы не дать растерзанным синапсам мозга вызвать резкую аневризму внутри черепа.
— Я помню шлюху, которую так звали, — сказал Альбард, и из сухой щели его рта потек ручеек пожелтевшей слюны.
Рэвен ухмыльнулся, почувствовав нарастающую ярость Ликс. За куда меньшее люди подвергались многим дням невообразимых страданий.
— Да, это она, — произнес Рэвен. За это его ожидала расплата, но он все больше и больше наслаждался наказанием сильнее, чем удовольствием.
— Ты его убил? — спросил Альбард, вперив в Рэвена взгляд своего влажного глаза. — Ты убил моего отца?
Рэвен обернулся через плечо, а Себелла и Ликс приблизились, чтобы сильнее насладиться унижением Альбарда. Лицо матери было неподвижно, но щеки Ликс покраснели на свету голографического пламени.
— Да, убил, и воспоминание об этом все еще вызывает у меня улыбку, — сказал Рэвен. — Мне следовало так поступить давным-давно. Старый ублюдок никак не уходил, не передавал мне то, что мое по праву.
Альбард испустил хриплый вздох, такой же сухой, как ветры над степью Тазхар. Рэвену потребовалась секунда, чтобы распознать в звуке горький смешок.
— Твое по праву? Ты помнишь, с кем говоришь? Я — перворожденный Дома Девайн.
— Ах, ну разумеется, — произнес Рэвен, поднимаясь на ноги и вытирая руки шелковым платком, который достал из парчовой куртки. — Да, но не похоже, чтобы наш Дом мог возглавлять калека, который неспособен даже соединиться со своим рыцарем, не так ли?
Альбард закашлялся в бороду. Сухие отрывистые спазмы извергли наружу еще больше слизи. Когда он поднял взгляд, его глаз был яснее, чем когда- либо за прошлые десятилетия.
— У меня была масса времени для размышлений за эти долгие годы, брат, — произнес Альбард, когда кашель достаточно стих. — Я знаю, что мог бы достаточно оправиться, чтобы покинуть эту башню, но вы с Ликс позаботились, чтобы этого никогда не случилось, не так ли?
— Мать помогла, — сказал Рэвен. — Так каково это, брат? Видеть, как все, что должно было быть твоим, теперь мое?
— Честно? Мне не могло бы быть меньше дела, — ответил Альбард. — Думаешь, спустя столько времени меня заботит, что со мной происходит? Ручные сакристанцы матери поддерживают меня едва живым, и я знаю, что никогда не выйду из этой башни. Скажи,
— Значит, мы здесь закончили, — произнес Рэвен, силясь не выдать своей злобы. Он явился унизить Альбарда, но жалкий ублюдок оказался слишком опустошенным, чтобы оценить боль.
Он развернулся к Себелле и Ликс.
— Бери кровь, которая тебе нужна, но сделай это быстро.
— Быстро? — надулась Ликс.
— Быстро, — повторил Рэвен. — Лорды-генералы и Легионы созвали военный совет, и мое губернаторство не начнется с того, что кто-нибудь усомнится в моей компетентности.
Ликс пожала плечами, извлекла из-под многочисленных укромных складок своего платья филетировочный нож из клыка наги и встала над иссохшей тенью своего бывшего мужа и единокровного брата.
— Шаргали-Ши нужна кровь перворожденного, — сказал Ликс, опускаясь на одно колено и поднося клинок к краю шеи Альбарда. — Не вся, но много.
Альбард плюнул ей в лицо.
— Может, это и пройдет быстро, — произнесла она, утираясь, — но обещаю, что больно.
