пестрых теней джунглей и мимолетных колонн солнечного света. Когда «Носорог» двинулся по тропе вдоль rрая скалистого склона, стая захлопнула ловушку. Три зверя подбежали сбоку. Они врезались в «Носорог», скребя по корпусу и бороздя металл пожелтевшими когтями.
Вожак выпрыгнул из укрытия, и его похожие на кувалды лапы снесли машину с тропы. Она опрокинулась набок и покатилась по склону туда, где когда-то располагался бассейн реки.
Теперь же он стал местом для убийства.
Остальная стая атаковала, раздирая перевернутый «Носорог» и отрывая его броню, словно бумагу. Прежде, чем они успели полностью разрушить машину, на борту распахнулся увеличенный люк, и в высохшую пойму вышла громоздкая фигура.
Закованная в полностью герметичный экзоскафандр для внутреннего обслуживания плазменных реакторов — предшественник терминаторских доспехов — фигура оказалась в челюстях вожака.
Крючковатые зубы в глубине челюстей зверя вгрызлись в слои адамантия и керамита. Тяжеловесные пластины застонали, но чудовище не ощутило вкуса плоти. Взревев от злобы, ксеносмилус махнул головой и швырнул фигуру на осыпь камней. Скала раскололась, однако броня выдержала.
Пассажир «Носорога» плавно поднялся, как будто для него не имело никакого значения, что громадные хищники бросают его, как тряпичную куклу. Стая оставила в покое «Носорог» и встала кругом. С челюстей капала едкая слюна.
Облаченный в броню воин поднял руки и расстегнул сложную последовательность стопорных болтов и вакуумных затворов. Он снял шлем и бросил его наземь. Показавшееся лицо постоянно перетекало между жизнью и смертью. Между вздохами кожа успевала сгнить до состояния мертвечины и восстановиться.
— Стайные хищники? — произнес Игнаций Грульгор. — Досадно. Я надеялся на более крупных зверей.
Ксеносмилусы не атаковали. Они учуяли в добыче порчу, и их шипы встали дыбом. Даже падальщики не трогают плохое мясо.
Первыми погибли высокие камыши, окружавшие Грульгора. Расходящаяся волна смерти покрыла землю черной сгнившей растительностью. Он выдыхал токсины, болезни, бактерии и штаммы вирусов, которые некогда были запрещены, но уцелели благодаря человеческой алчности.
Каждый его вздох превращал воздух в смертельное оружие.
Вожак стаи рухнул, откашливая омертвелые комки растворяющейся ткани легких. В мгновение ока плоть растаяла на костях, словно замедленную пикт- запись процесса разложения запустили с ускорением. Стая умерла вместе с ним, а Грульгор расширял зону охвата Пожирателя Жизни. Его сила нарастала по экспоненте с каждым вздохом, который не был вздохом.
Окружавшие его джунгли умирали. За один удар сердца деревья падали, превращаясь в разлагающийся перегной. Реки сворачивались, становясь прахом, а растительность — насыщенной газом слизью.
Он был отправной точкой, нулевым пациентом и всеми мыслимыми переносчиками.
Его прикосновение означало смерть, его дыхание означало смерть, и его взгляд означал смерть. Там, где он ступал, джунгли гибли, и им уже не суждено было вырасти вновь.
Игнаций Грульгор был Пожирателем Жизни, получившим разум, ходячей пандемией. Богом чумы, способным поспорить с Носоем, порожденным безрассудством Пандоры, или же ужасным Морбусом романиев.
То, что когда-то было непроходимыми джунглями, таяло, будто лед перед огнеметом. Тысячи гектар оседали и растекались вокруг перерожденного сына Мортариона, словно плавящийся воск.
Игнаций Грульгор подобрал свой шлем и вернулся к «Носорогу», который теперь покоился в болоте пораженной раком растительности. Пропитанное варпом тело с легкостью смогло перевернуть машину, и траки ударились о влажный ковер гнойной материи.
Там, где он раньше едва мог видеть на десять метров в любом направлении, теперь горизонт уходил все дальше по мере распространения им своей буйной порчи до самого дальнего предела.
Игнаций Грульгор вновь забрался в «Носорог» и продолжил путь на запад по чумной гнилостной пустоши.
В пятидесяти километрах позади за ним последовала Гвардия Смерти.
Пол «Галена» Ноамы Кальвер был залит кровью, которая перетекала из стороны в сторону с каждым маневром, который приходилось совершать пилоту. «Гален» был построен на увеличенной базе «Самаритянина», и внутри него был оборудован полноценный хирургический комплекс и двадцать коек для пострадавших.
Каждая из этих коек была переполнена в два раза. Около трети солдат, которых они везли, были мертвы. Кьелл не прекращал уговаривать ее избавиться от трупов, но Ноама бы скорее сама выпрыгнула с кормы, чем вот так вот бросила своих мальчишек. Ее форма хирурга-капитана должна была быть светло-зеленой, однако от груди и ниже пропиталась кровью. Рубиновые капельки испещряли кожу оттенка красного дерева, которая была чересчур бледной от нехватки сна и слишком многих долгих дней на медицинских вахтах.
Глаза, видевшие гибель слишком многих мальчиков, отяжелели от скорби и помнили каждого из них.
Мобиле медикус «Гален» представлял собой тяжелую гусеничную машину длиной и шириной со сверхтяжелый танк. Однако, в отличие от всех прочих
