Эйдолон кивнул, поднял руку, и целое созвездие самоцветов, отделившись от основной массы камней под сводом зала, устремилось к нему. Выхватывая камни из воздуха, он начал погружать их один за другим в раны, которые нанес плоти примарха. Люций уловил мимолетные всплески ужаса и отчаяния, но эти отголоски исчезали с каждым новым камнем, который Эйдолон помещал в тело Фулгрима. Сначала десять, потом еще десять — и еще, и еще, пока не стало казаться, что больше уже не влезет.
Плоть Фулгрима бугрилась от поглощенных душ, но Эйдолон все равно продолжал собирать их из воздуха и вдавливать в раны.
— Хватит, — взмолился Фулгрим, на что Эйдолон покачал головой.
Несмотря на плач и стоны, несмотря на мольбы о прекращении пытки, в глазах примарха горела просьба: «Еще».
Наконец Эйдолон закончил, и Люций судорожно выдохнул.
— Еще один, — прошептал Фулгрим. — Камень-маугетар.
Эйдолон медлил, идя вокруг изуродованного примарха и осматривая каждую окровавленную трещину в его доспехе.
— Быстрее! — вскричал Фулгрим. — Время пришло! Последняя ступень к моему вознесению!
— Я не могу найти его, повелитель, — ответил Эйдолон.
— Он там! — заорал примарх. — Он в нагруднике.
И тогда по залу разнесся голос, скрипучий и резкий, словно камень, царапающий металл.
Пошатываясь, на краю шахты стоял Пертурабо; поток крови стекал по его животу из глубокой раны. Лицо Железного Владыки стало землисто- бледным, и он напоминал труп с пергаментной кожей, способный двигаться только благодаря лихорадочной одержимости. В руке он держал маугетар, поверхность которого раздирали сталкивающиеся вихри черного и золотого цветов.
— Ты не это ищешь? — спросил он.
Пертурабо понимал, что должен уничтожить камень. Это не составило бы особого труда. Просто держа его в руке, он чувствовал сильные и слабые места в его кристаллической решетке и знал, какое давление понадобится, чтобы расколоть его, раздробить или измельчить в порошок. Он также знал, что так и нужно поступить, но не представлял, что потом станет с ним самим. Возможно, сила, которую отобрал камень, покинет его навсегда.
— Ты привел меня сюда, чтобы убить, — сказал Пертурабо и пошел к Фулгриму, держа камень-маугетар в вытянутой руке над пропастью шахты. Из глубины сочился свет гаснущего зеленого солнца, и хотя Пертурабо мало что знал о небесной механике, он понимал: неведомый механизм, ранее хранивший планету от разрушительного воздействия сингулярности в сердце Ока Ужаса, перестал работать.
Жизнь этого мира подходила к концу, и он был уверен, что силы, пробуждавшиеся там, внизу, уничтожат маугетар.
Готов ли он пойти на такой риск, чтобы остановить Фулгрима?
— Ты ошибаешься, — ответил тот. — Ты здесь, чтобы вернуть меня к жизни.
— Что полезно одному, вредно для другого, да?
— Приблизительно так, — согласился Фулгрим.
Эйдолон встал рядом с примархом, и рука его скользнула под плащ.
— Еще шаг, лорд-коммандер Эйдолон, и я убью тебя на месте, — сказал Пертурабо. — Ты знаешь, что даже теперь мне это по силам.
Эйдолон остановился и посмотрел на Фулгрима, который еле заметно кивнул.
Пертурабо искал в его глазах хотя бы намек на раскаяние, тень сожаления о том, что все обернулось именно так, какой-нибудь знак, что Фулгрим чувствовал хотя бы смутные угрызения от того, что планировал убийство брата. Но тщетно: он не увидел ничего и с разрывающимся сердцем понял, что тот Фулгрим, которого он знал раньше, исчез навсегда.
Можно ли упасть так низко, что не останется надежды на искупление? Даже полностью опустившийся человек, погрязший в бесчестье, еще может спасти свою душу, если испытает хотя бы минутное, но искреннее раскаяние.
Пертурабо хотел бы сам поверить в это.
— Ты понятия не имеешь об этой силе, брат, — сказал Фулгрим. — Я смогу в мгновение ока исполнить любую собственную прихоть. Мне откроются тайны, о которых не подозревает даже Магнус. Я стану богом — созданием сверкающим, чистым и прекрасным. Это мой апофеоз, и он превратит меня в основу бытия, явленную во всех измерениях Галактики.
— Значит, ангелом ты уже быть не хочешь, — ответил Пертурабо. — Ты вознамерился стать богом.
— И что в этом плохого?
— Человечеству боги не нужны. Мы давно выросли из потребности в божественном.
Фулгрим засмеялся, но Пертурабо видел, что все его внимание уходит на то, чтобы удерживать от распада свое разбухшее тело. На коже выступали капли света, блестящие как ртуть, и падали с распятого тела жидким серебром.
— Ты так думаешь? Тогда почему боги все еще существуют? Их питает поклонение, а мы служим им каждым совершаемым убийством, каждым предательством, каждым прегрешением и стремлением к вечной жизни. Осознанно или нет, но мы все равно отдаем им дань каждый день.
