извилистых глубинах. Хотя Пертурабо это отрицал, Форрикс все равно считал, что лабиринт меняется по мере прохождения, так что если путь закончился тупиком, вернуться и начать все заново будет уже невозможно. Даже у факелов на стенах, похоже, были одинаковые языки пламени, которые отбрасывали одинаковые тени и издавали одинаковое потрескивание электрохимических реакций.
Пертурабо вел их все дальше, поворот за поворотом; казалось, что безликий коридор то приближается к внешним границам лабиринта, то делает зигзаг к сокровенному центру. Каждый раз, идя по Кавее феррум, Форрикс пытался составить в уме ее схему, и каждый раз через несколько минут безнадежно путался в переплетении поворотов, невозможных с точки зрения законов физики и аксиом евклидовой геометрии.
— Бред какой-то, — пробормотал Фальк, и Форрикс понял, что тот столкнулся с теми же неразрешимыми противоречиями на воображаемой карте. — Мы уже проходили по этому коридору, я точно помню. Но это…
— Прекрати, а то лишишься рассудка, — посоветовал Форрикс. — Я множество раз пытался составить схему, но дальше нескольких поворотов дело не идет. Получается полная бессмыслица.
— Но как такое возможно?
— Благодаря гению одного господина из Фиренцы[5], давно уже умершего, — ответил Пертурабо, появляясь из-за щитов Железного Круга. — Незаконнорожденный, который своими работами изменил мир.
— Он создал этот лабиринт? — спросил Кроагер.
— Нет, он жил на Терре десятки тысяч лет назад и, предположительно, умер на руках у короля, ему покровительствовавшего. — Пертурабо обернулся, чтобы окинуть взглядом голые стены невероятного лабиринта. — Когда Император забрал меня с Олимпии на Терру, я узнал о Фиренцийце и стал искать копии его дневников, уцелевшие в руинах Старой Земли. Я собрал его сокровенные записи и выяснил, какими исследованиями он занимался втайне от всех.
— Это больше в духе Алого Короля, — сказал Фальк, на что Пертурабо кивнул, еле заметно улыбнувшись.
— Действительно, мы с Магнусом провели много месяцев в поисках похороненных в прошлом тайн, хотя его больше интересовали эзотерические сочинения бывших владык Терры. Для него забытые философии погибших цивилизаций были важнее чудесных изобретений, но для нас обоих тот период стал временем пьяняще увлекательных исследований.
Форрикс уже слышал рассказ примарха о древнем гении, и эта история в очередной раз вызвала в нем страстное желание заняться археологическими поисками следов забытых культур, думая при этом не о войне, а о том, какие открытия сулит изучение неизвестной истории. Когда-то у него была мечта поучаствовать в раскопках на Терре и, возможно, обнаружить свидетельства былого расцвета, уничтоженного хаосом Древней Ночи. Но теперь эта мечта была мертва: на Терру они попадут только с боем, и тогда вместо археологических раскопок ему придется рыть траншеи и фундаменты под стены, чтобы разрушить то, что легион помогал строить.
— Для Фиренцийца Кавея феррум была всего лишь интеллектуальной забавой, но я увидел, как ее можно использовать в целях защиты так, чтобы противник, ничего не подозревая, решился на необдуманный штурм — и оказался пленником ее топологии.
— Впечатляет, — признал Кроагер. — А существуют другие такие лабиринты?
— Да, есть еще один, — с почти явной неохотой ответил Пертурабо.
Форрикс удивился, хотя и не подал вида. Он не знал, что Пертурабо построил второй лабиринт, но с другой стороны он вообще мало что знал о делах, которым посвятил себя примарх в этот сумбурный период, начавшийся после побоища с братскими легионами.
— Где он? — спросил Фальк. — На Исстване-V?
— Нет, он находится на борту космического скитальца, который Восьмой легион превратил в тюрьму. Я построил копию этого лабиринта, чтобы мой брат из этого легиона мог позабавиться в нем с одним… скажем так, на удивление изобретательным пленником.
— И кто же это? — уточнил Форрикс.
Этот вопрос Пертурабо проигнорировал и пошел дальше по хитроумному переплетению коридоров, следуя невероятному маршруту, который, однако, вел их все ближе к потаенному центру. Форрикс глядел в спину примарху и размышлял о том, что же это за пленник, для которого понадобилась столь замысловатая темница.
Спустя некоторое время (которое хронометр в доспехе Форрикса не смог точно определить) освещение в туннелях начало меняться. Мерцание факелов перешло в мягкое сияние свечей, которое отмечало центр лабиринта. Еще один поворот — и они оказались у цели.
Форрикс, в отличие от остальных, знал, какое зрелище их ждет, и потому с удовольствием наблюдал, с каким удивлением они осматривают обитель примарха. Голг как-то назвал здешнюю обстановку «организованным хаосом», Харкор же сказал короче: «бардак». Но Форрикс понимал, как обманчив этот беспорядок, в котором чертежные доски теснились рядом с инструментами для создания макетов, рейсшинами и рамами для пергаментов, а поверх всего громоздились горы рукописных свитков.
Эти вещи не появились здесь случайно, накапливаясь со временем, словно осколки былых времен; нет, это была скрупулезно упорядоченная коллекция, собранная гением, не уступавшим Магнусу или Жиллиману. Центральный сводчатый зал казался скромным по сравнению с масштабом и замысловатостью самого лабиринта, но по размерам не уступал промышленному цеху. Стены были облицованы потрескавшимся камнем, который, судя по
