за спину воина. Этот превосходный инструмент предназначался не только для копания земли, но и для сражений; прочные края, заточенные под небольшим углом, одинаково легко расправлялись с землей и плотью.
Солтарн Фулл Бронн был лейтенантом 45-го гранд-батальона. У него была бритая голова, узкие глаза и кожа, бледная на лице и загорелая до коричневого цвета на шее: он очень много времени проводил, смотря на землю. Форрикс с десяток раз видел, как Фулл Бронн прикасался к камням на очередной планете и благодаря какому-то непонятному геологическому провидению узнавал о скрытых особенностях, о слабых и прочных местах. Где камни быстро расколются, а где станут сопротивляться любым киркам, бурам и взрывчаткам.
Поверхность мира говорила с ним, и уже этого было достаточно, чтобы терпеть его унылое общество.
По левую руку Пертурабо возвышался поразительно объемный Барбан Фальк. Всего на голову ниже Железного Владыки — и тем не менее рядом с примархом он казался мелким, ибо присутствие примарха заставляло весь мир выглядеть незначительным.
Новый триарх легиона занял место рядом с Фальком. Он до сих пор не починил броню после штурма цитадели, однако с керамита счистили кровь, и теперь ее отсутствие на доспехах почему-то заставляло его казаться менее значительным, чем раньше.
За Форриксом стоял Торамино. Командующий Стор Безашх даже не пытался скрыть, как неприятен ему был Кроагер и факт его повышения. И хотя Форриксу нравилось наблюдать за злящимся Торамино, его мучило подозрение, что кузнец войны не забудет и не простит удар, нанесенный его гордости.
За примархом высился Беросс, вернувшийся в ряды Железных Воинов стараниями технодесантника, стоявшего рядом с ним. Саркофаг из железа и адамантия в середине тела-дредноута теперь был его погребальным ларцом, украшенным отчеканенными изображениями черепов и наполненным эксгумированными костями; осадный молот и роторная пушка служили орудиями убийства. С его армированного борта капало масло, а из аугмиттеров раздавался низкий статический шум, напоминавший звук точимого металла. Со спины Беросса свисали две длинные цепи, к концам которых были прикреплены два окровавленных существа; один был целиком закован в фиксирующую клетку, а на другом оставались лишь обломки запыленной золотой брони Имперских Кулаков.
Передние ряды беснующейся орды приближались. Под ногами этой шумной толпы стелились клочья галлюциногенного тумана, который двигался как живой, с нетерпением стремясь вкусить пот, дыхание и выделения тех, кто его создал. Громогласные крики были полны буйного восторга, агонии и экстаза одновременно, они сливались в сплошную какофонию, и эхо этой разноголосицы отражалось от склонов долины, словно маниакальный бред тысяч и тысяч безумцев.
Среди танцующей толпы метались жрецы-скарификаторы; вооружившись отравленными клинками и цепями с прикрепленными к ним крючьями, они в радостном неистовстве резали и пороли своих подопечных, причиняя им жестокие мучения. Если острие ядовитого клинка пронзало артерию, благодарная жертва начинала содрогаться в яростном хореоманиакальном припадке. Другие, глядя на это, с воплями начинали подражать предсмертным судорогам, и так помешательство танцем ширилось, приобретая все более изощренный вид. Вскоре жертва, с которой все началось, истекала кровью, хлеставшей из-за бешеного сердцебиения, и в толпе разгорался новый очаг танцевальной лихорадки.
Массовая психогенная истерия охватила тысячи людей, и все они стенали, кричали и смеялись, словно на празднике или поминках. Они дрались и совокуплялись, подчиняясь неодолимому горячечному ритму, который Железные Воины уловить не могли. Над процессией вздымались знамена, развевались гонфалоны и вымпелы; яркие изображения на флагах были одновременно непристойными и соблазнительными, безобразными и прекрасными. Форрикс не знал, что за символы представлены на знаменах, но их плавные очертания вызывали в нем тошноту отвращения: переплетение округлых форм и чувственных изгибов — и жесткие, твердые линии шипов, пронзающие их.
Среди этой толпы не было равенства, и богато украшенные одеяния из шелка и металла, бархата и кожи выделяли тех, кто был возведен в ранг королей, королев или принцев. Головы их венчали костяные короны, державами служили черепа добровольных жертв, а рабыни, выполнявшие их прихоти, пожертвовали руками, чтобы сложить из фаланг пальцев скипетры. В полном соответствии с безумием, охватившем этот пестрый королевский двор, новые претенденты на монарший титул свергали правителей одного за другим и присваивали себе залитые кровью короны.
Но все бесстыдство, с которым вела себя эта процессия, не могло сравниться с телесными уродствами, которые демонстрировали иные из ее участников. Дефекты некоторых явно были врожденными; тела других были изувечены мечами и булавами в ритуальном поединке; но большинство было обязано своими физическими патологиями скальпелям, медицинским пилам и генной модификации.
Одни жертвы этих кошмарных хирургических вмешательств теперь вынуждены были ходить на руках, так как ноги их были пришиты к плечам, а лица опустились до животов. Другие — с гребнями на спинах, похожие на какой-то гибрид многоножки и гигантского скорпиона — сбивались в бешеные стаи, впереди которых летели грязные херувимы, выращенные в специальных чанах. Обнаженные женщины извивались в пляске, поливая груди ароматными маслами, причем у многих из них количество грудей бросало вызов природе. За этими созданиями с лиловой кожей следовала целая свита вопящих рабов и рыдающих фанатиков.
Толпа колыхалась и содрогалась в спазмах. В ней были те, кому достаточно было просто танцевать, других влекла скверна, третьих — насилие. Были и те, кто кричал, срывая голос, пока их не охватывало блаженное помешательство. Они выли вместе с чудовищами-гибридами, и наконец те, кто желал познать самые запредельные ощущения, поджигали себя и смеялись, отдаваясь во власть пламени.
