пластинка будет иметь успех. Лично мне музыкальный материал понравился, а некоторые вещи, уверен, уйдут в народ. Ну ладно, раз спустили такой план, будем выполнять. А мне, признаюсь, весьма импонирует личное знакомство с вами, молодой человек. Был наслышан о вас, честно говоря, не верил, что в столь юном возрасте можно сочинять такие качественные вещи.
А вот сейчас держу в руках альбом на магнитной ленте и понимаю, что не обеднела ещё талантами земля Русская. Таки да…
– Спасибо, Лев Борисович, стараемся. Ну так что, когда пластинки появятся в продаже?
– Через месячишко, думаю, уже сможете лицезреть грампластинку на полках специализированных магазинов. Практика авторских в нашей индустрии не предусмотрена, но для вас могу отложить пяток дисков… Кстати, художник наш интересовался, что планируется на обложку? У вас есть варианты, или мы, как обычно, сделаем свой?
Я молча сунул ему цветную фотографию, на которой в художественной позе, сидящими на резных деревянных стульях были изображены я, Иванов- Крамской и Каширский. Все с инструментами в руках – две гитары и флейта, причём я посередине, а мои аккомпаниаторы по бокам и чуть сзади. В лучшее фотоателье Москвы я затащил музыкантов не без труда, когда Блантер спросил, каким я представляю конверт пластинки. Тогда-то я и загорелся идеей сделать совместное фото с Ивановым-Крамским и Каширским. Тогда же мы и договорились, что в случае чего наше трио называется «НасТроение», хотя и не собирались в ближайшее время где-то с ним высовываться. У музыкантов была своя работа, на меня всерьёз свалился футбол, какие уж тут концерты. Если только совсем изредка и по большой просьбе.
Фотографию размером 20 на 30 Кугель у меня забрал, записал в ежедневнике название трио, и мы с ним распрощались. Я пешком отправился на станцию, откуда до Москвы ходила электричка. Там, пока ждал её, моё внимание привлекла сцена, участниками которой были старушка, продававшая пирожки из плетёной корзинки, и милиционер в звании старшины.
– Петровна, я тебе сколько раз говорил, что ты занимаешься незаконной деятельностью? У тебя торговая точка не оформлена, налоги с прибыли ты не платишь…
– Мишка, да что ты ко мне пристаешь-то каждый раз?! Ну много ты налогов с моих пирожков собрал бы? Пятнадцать копеек? А у меня товару тут на десять рублей от силы, тем более не спекулянтка я какая-нибудь, а сама их пеку, всю ночь у плиты стою, чтобы к мизерной пенсии немножко заработать. Навару-то с этих пирожков с гулькин нос, было бы из-за чего шум поднимать. Ведь сам же ещё десять лет назад пацанёнком у меня пирожки покупал, расхваливал, это же не какие-нить чёрствые чебуреки из вокзальной закусочной. А теперь стал властью, давай права качать, так?!
– Ты, Петровна, не кипятись, я выполняю положенные предписания, чтобы соблюсти закон. А ты закон нарушаешь, и потому я обязан составить протокол и оштрафовать тебя.
– Да что ж это делается, Господи! Нет креста на тебе, Мишка, видно, мало отец тебя порол, царствие ему небесное. Что ж я, думаешь, не знаю, что Васька, который вон с ведром яблок стоит, тебе шурином приходится, с него-то ни копейки не берёшь…
– Ты чего несёшь, Петровна?! Да я тебя за такие слова на пятнадцать суток упеку, как за оскорбление власти!
– Ой, гляди-ка, оскорбился! Посадит он меня… Да сажай, сажай, коль совести совсем нет. А пирожки можешь коф… кониф… конфисковать, всем отделением слопаете, только смотрите, не подавитесь.
Да-а, эту шуструю бабку покрасневший от злости старшина сейчас точно упечёт на пятнадцать суток. Вмешаться, что ли…
– Бабуль, а с чем у тебя пирожки-то?
– Ой, сынок, – вмиг заулыбалась старушка, – а ты какие любишь? С ливером два осталось по четыре копейки и три штуки с капустой и яйцом по пять копеек, всё остальное распродала уже. Может, купишь остатки, да и пойду я? А то этот лишенец, того и гляди, в каталажку меня запрячет.
– Ну давай все, что есть, мать, – махнул я, – в поезде как раз перекушу.
– Бери, сынок, бери, они ещё тёплые малость… На-ка, держи, я их тебе в кулёк положу. А ты чего зенки вылупил? Нету у меня больше товара, всё, не за что меня арестовывать!
Бесстрашная бабуленция подоткнула подол юбки, шустро засеменила с платформы, оставив нас со старшиной наедине. Тот зыркнул в мою сторону, но ничего не сказал, поправил портупею, фуражку и двинул в другую сторону. А я, коль до прибытия поезда оставалось минут тридцать, решил продегустировать по пирожку с разной начинкой. Надеюсь, ливер не из бродячих кошек, как нас пугали в детстве. Честно говоря, в кульке из промасленной бумаги они уже перемешались, поэтому я сначала надломил пирожок, чтобы увидеть его начинку, а только потом приступил к дегустации. А ничего так, и с ливером приличные на вкус, и с капустой/яйцом. Так понравились, что тут же уничтожил оставшиеся пирожки, после этого почувствовав себя наконец-то сытым. Ещё бы запить чем… Зашёл в ту самую закусочную, о которой так нелицеприятно отзывалась бабка, купил бутылку «Дюшеса» и с наслаждением выдул её в один присест. Глянул на круглый циферблат станционных часов.
Время 16.12, ещё три минуты. Пригородный поезд прибыл точно по расписанию. Пассажиров в Москву было мало, под вечер всё больше из столицы ехали домой, с работы. Занял в полупустом вагоне место у окна, поезд тронулся, а я погрузился в чтение свежего номера газеты «Советский спорт», купленного в местном киоске «Союзпечать».
Футболу была посвящена почти половина номера. О, и о чемпионате дублёров упомянули в несколько абзацев плюс турнирная таблица, в которой «Динамо» шло на втором месте после «Спартака», который за несколько туров до финиша обеспечил себе неплохой отрыв. Эх, если бы меня пораньше
