на жизнь хватает, Валере повысили квалификацию и ставку, теперь он получает 150 рублей. Так что за нас не беспокойся, играй в своё удовольствие и береги себя. Очень по тебе скучаем! Целую, твоя мама».
Вот я и играл в своё удовольствие, хотя порой оно было весьма относительным. Каждый матч заканчивался синяками и ссадинами, приходилось бегать и на уколах, но писать об этом родным я не решался. Незачем их лишний раз волновать такими откровениями.
Важным пунктом контракта стало упоминание, что «Челси» обязан будет отпускать меня на игры сборной СССР, ежели я буду вызываться в главную команду страны. Да уж, пора бы дебютировать, или они собираются на мундиаль в Англию ехать без меня?
А до кучи мне предложили рекламный контракт с английской фирмой по производству спортивной экипировки Umbro. Эта компания и так являлась генеральным спонсором Английской футбольной лиги, клубы от этого спонсорства имели свой кусок, да и футболисты, как я понял из разговоров, дополнительные выплаты раз в полгода. Так что с наступлением лета мне светили дополнительные 350 фунтов в месяц.
– Как ты тут, Егор, очень скучаешь по родине? Не обижают? – спросил меня Ряшенцев, когда все подписи были поставлены и мы смогли на некоторое время уединиться в небольшом клубном кафетерии.
– Скучаю, Николай Николаевич, но понимаю, что здесь я стране приношу больше пользы. А насчёт «обижают»… Микроклимат в команде хороший, со всеми в нормальных, даже скорее дружеских отношениях. Да, играют в Англии жёстко, по ногам лупят – мама не горюй. Но тут все в равных условиях, поэтому не жалуюсь.
– Это ты молодец, Егор, не роняешь честь советского футбола! И о твоих четырёх мячах «Манчестеру» я наслышан, эк ты вовремя их забил, прямо накануне подписания контракта. И не кому-нибудь, а лидеру чемпионата.
– Спасибо, буду стараться играть в том же духе… А кстати, что там новенького в чемпионате СССР? А то у нас в Англии информации днём с огнём не сыщешь.
– Так у нас чемпионат стартует четырнадцатого апреля! Это у вас тут, в Англии, круглый год играть можно, снег по праздникам видите, а у нас ещё сугробы по колено. Знаю, что Стрельцов тренируется в основе «Торпедо», прознал откуда-то, что ты за него слово замолвил, сказал: «Вот, даже олимпийские чемпионы за меня просят!»
– Кстати, пункт насчёт того, чтобы тебя отпускали на игры сборной страны – просьба её наставника Морозова, мы как-то сами не догадались. Мы с Николаем Петровичем кулуарно пообщались, говорит, есть у него на тебя виды. Просто с отъездом в Англию ты на какое-то время выпал из поля зрения тренеров сборной, не будут же они сюда летать специально смотреть игры с твоим участием, приходится довольствоваться статистическими выкладками и информацией из вторых рук. Вот и расскажу Петровичу, как ты здорово играешь.
Порадовав меня новостями, Ряшенцев улетел в Москву, а я снова окунулся в мир футбола и музыки, умудряясь сосуществовать в них, словно в параллельных вселенных. Роллинги на своих концертах уже вовсю исполняли песню «неудовлетворённого», а теперь я подсунул им новую вещицу – Can’t stop. RHCP ещё и в проекте нет, а их песня, по-моему, в репертуар The Rolling Stones впишется как нельзя лучше. В любом случае потенциальный хит.
Ну и о своём творчестве я не забывал. Вернее, наш с Роллингами продюсер, который за небольшую долю организовал мне в течение марта и апреля ещё восемь концертов, причём ставка моя постепенно росла и в итоге достигла 20 фунтов. После чего я заявил Эндрю, что хотел бы: а) набрать сессионных музыкантов, потому как бардовское исполнение мне уже наскучило и б) записать с этими музыкантами полноценный альбом. Говоря о бардах, я так и сказал – bardos, как звучит в оригинале на кельтском. Во всяком случае Олдхэм меня понял и пообещал подсуетиться с музыкантами.
Много времени у него это не заняло, для кастинга потенциальных новобранцев он на вечер арендовал клуб The Marquee, находящийся по соседству с уже знакомым мне Flamingo. На сцене и того и другого клуба с помощью Эндрю я уже засветился, причём The Marquee мне нравился больше, хотя я и сам не понимал, за счёт чего. Может, потому, что зал был почти в два раза просторнее.
И вот я и Эндрю сидим в зале, за специально поставленным к сцене столиком и экзаменуем претендентов на попадание в мой коллектив, который я уже решил назвать Sickle & Hammer, то есть в переводе «Серп и молот». Название я согласовывал опять же с Москвой через Федулова, причём не единожды. Разрешение получил, но с условием, что репертуар я должен буду в случае его изменения также согласовывать с загадочными членами худсовета, имён которых мне не смог назвать даже Федулов. Мол, я курьерской почтой отправляю ваши тексты в Москву, а уж с кем они там дела решают, не могу знать.
В общем, ровно в шесть вечера на сцену вышел первый претендент на участие в группе Sickle & hammer – высокий и тощий обладатель ярко- рыжей шевелюры, заявивший, что охренительно играет на гитаре. Для испытуемых у нас был приготовлен полный набор арендованных у Роллингов инструментов, но этот заявился со своей гитарой.
– Ну давай, сыграй нам что-нибудь, – предложил Олдхэм.
Да-а, учитывая, что я искал лидер-гитариста, намереваясь со своей гитарой вписаться в ритм-секцию и сделать упор на вокал, игра этого рыжего клоуна не выдерживала никакой критики даже по сравнению с моими, как я считал, скромными потугами. Хотя экспрессии у него было хоть отбавляй. Но лажал парень безбожно, пытаясь изобразить блюзовую фразу с вариациями.
– Спасибо, оставьте нам свой номер, мы с вами в случае чего созвонимся, – прервал я его выступление, и после того, как горе-музыкант исчез, повернулся к продюсеру: – Эндрю, а много у нас кандидатов на место лидер-гитариста?
