любовь такая непонятная…
Что же касается «Апогея», то у них до винилового воплощения дело ещё не дошло, хотя комиссия их песни тоже одобрила. Ребята стояли в очереди на конец сентября, и, чтобы не терять время даром, мы записали магнитоальбом People are Strange, названный так по заглавной песне, не без угрызений совести уворованной мной у Моррисона и Кригера. То, что она вышла синглом в 1967-м и осенью того же года на диске, я прекрасно знал, а значит, обвинения в плагиате мне грозить не должны.
– На сцене вроде хорошо держишься, – похвалил я Миху, когда он с группой на моих глазах обкатывал новый альбом в уже знакомом мне «Коктейль-Холле».
Туда мы по старой памяти завалились с Лисёнком, вспомнив молодость. Да-а, сколько же лет прошло? Три года? Нет, кажется, уже четыре… Как время-то летит!
А Миха действительно не стоял столбом а-ля советский музыкант, а пытался копировать движения, которые я ему показывал на репетиции в парке Горького, сам, в свою очередь, позаимствовав их у некоторых представителей английской рок-культуры.
Впрочем, далеко не все вещи подходили для суеты на сцене. Вон битловские песни больше всё же в статику уходят, да и сами Битлы никогда не отличались склонностью к резким телодвижениям. А у «Апогея» половина песен из репертуара Джона Леннона и компании.
Причём, любопытно, The Beatles к лету этого года выпустили не свой знаменитый альбом Help! а другой, под названием Clouds over the House of Jennifer, то есть «Облака над домом Дженнифер», соответственно с такой же заглавной песней. Услышав её впервые, я малость офигел. Это реально был ХИТ, потрясающе грустная и мелодичная вещь, аж ком в горле стоял, особенно когда знаешь, о чём поётся в этой песне. А пелось в ней о девушке Дженнифер, умирающей от рака в своей постели. Она лежит и смотрит в окно на проплывающие мимо облака и понимает, что каждое облако – это чья-то отлетевшая душа. И вот настает момент, когда и её душа становится облаком… А учитывая, что и остальные вещи с альбома держали высокий уровень, да и предыдущие их сборники после моего попадания в этот мир выглядели достойно, я подумал, что всё-таки был прав, когда решил, что взамен стыренных у них песен авторы сочинят новые, вполне вероятно, ничуть не хуже по качеству. Так оно в общем-то и вышло, и не только в отношении Битлов. За четыре года моего пребывания здесь я услышал немало новых вещей, которые в моей реальности не были сочинены. Причём в нескольких вещах угадывались мелодии из песен моего будущего. Вот такой парадокс!
И я по-прежнему не оставлял задумки реализовать идею мюзикла Notre-Dame de Paris. Но на это требовалось слишком много сил и времени. А не переложить ли мне основную нагрузку на чьи-нибудь плечи? И не подойдут ли для этого плечи моего старого знакомого Матвея Исааковича Блантера, с которым я не виделся год, если не два…
Встретились мы у него дома. Я заявился в гости с бутылкой эксклюзивного коньяка и уже несколькими готовыми русскоязычными либретто, а также с общей идеей, изложенной в письменном виде. На объяснение ушло около часа, после чего Блантер сказал, что идея интересная.
– Как вы понимаете, Матвей Исаакович, на вас ляжет основная нагрузка. С меня только русскоязычное либретто главных героев и музыка к ним. Ну и сюжет. А всё остальное – ваша епархия, как творческая, так и техническая часть. В том числе и поиск режиссёра. Соответственно вы – полноценный соавтор. И, как я уже упоминал в начале разговора, роль Эсмеральды я обещал Адель. Она уже в курсе. Конечно, может ничего и не получиться, массу времени и сил потратите впустую, но с другой стороны, может и выгореть. Ну как, согласны?
Колебался Блантер недолго. В итоге мы ударили по рукам, и я до своего отлёта в Лондон пообещал принести ещё несколько либретто. А в Лондон я улетал, как выяснилось пару дней назад, 6 августа. То есть, по идее, должен был как раз успеть к старту предсезонной подготовки, как и говорил Ряшенцеву. То-то Дохерти обрадуется! А уж как Олдхэм будет рад моему возвращению!
– Кстати, Лида Клемент недавно о тебе спрашивала. Она сейчас как раз в Москве, завтра у неё выступление.
– Жива, значит! – воскликнул я.
– А что, должна была умереть? – напрягся Блантер.
– Э-э… Да ну, с чего бы…. Ну это просто присказка такая, вроде как «Жив, курилка!».
– А-а-а, а то я уж подумал…
– А где она, кстати, выступает?
– В сборном концерте для передовиков производства, в Центральном доме работников искусств, на Пушечной.
Сходить, что ли, глянуть на неё, показаться самому… А если идти, то не с пустыми руками. А что я могу предложить певице? Естественно, песню! А их у меня хоть одним местом ешь.
Но всё же я весь вечер потратил на выбор композиции. Она должна быть однозначно на русском, лирической и мелодичной… Что ж, Володька Мигуля, друг ты мой сердешный, возьму-ка я твою замечательную вещь «Поговори со мною, мама» на стихи Виктора Гина, то бишь Гинзбурского. За несколько минут набросал слова и ноты, а на следующий день, как порядочный человек, заявился в ЦДРИ. Билеты на мероприятие не продавались, но, на моё счастье, администратор ЦДРИ, поджидавший на входе какое-то начальство, меня узнал:
– Вы же тот самый Мальцев! А к нам-то какими судьбами?
– Да вот, надо бы с Лидой Клемент встретиться, столько не виделись, а она вроде бы меня искала. Думал, билет куплю, а тут закрытое
