Яд, однако, не возымел действия. Заговорщики принялись шепотом лихорадочно совещаться. Феликс Юсупов был в панике. Он вернулся в подвал к своему гостю и, пытаясь создать благоприятную для убийства ситуацию, пригласил Распутина осмотреть старинный итальянский крест, исполненный из горного хрусталя и серебра, который находился на комоде. Когда Распутин, перекрестившись, благоговейно наклонился, чтобы рассмотреть реликвию, Юсупов достал пистолет и выстрелил в него.
Явно затянувшаяся сцена убийства продолжилась. Распутин пошатнулся и протянул руку, чтобы схватить испуганного убийцу. Юсупов с трудом вырвался и выскочил позвать на помощь своего сообщника Владимира Пуришкевича. Когда они оба вернулись, то обнаружили, что Распутин исчез. Ничего не соображая от паники, они выбежали на улицу и увидели, что Распутин бредет в петербургской ночи по толстому слою снега и, задыхаясь, повторяет имя Юсупова.
– Я все расскажу императрице! – хрипел Распутин, шатаясь из стороны в сторону. Пуришкевич выхватил у Феликса Юсупова оружие и произвел еще несколько выстрелов. Фигура перед ними покачнулась и упала. Пуришкевич пробрался через сугробы к лежавшему ничком и дергавшемуся на снегу человеку и пнул его по голове. Юсупов присоединился к нему, в исступлении нанося удары тростью. Снег заглушал их. Юсупов выкрикнул свое собственное имя, эхом повторив последние звуки умиравшей жертвы.
С колотившимися сердцами они обмотали тело Распутина цепями, в темноте привезли его на Малую Мойку, подтащили к краю моста и сбросили в черную воду полыньи.
Однако один из убийц потерял на мосту свой ботинок, где полиция нашла его. Когда три дня спустя власти выудили из воды обезображенное тело Распутина, появились слухи о том, что нижняя сторона льдины рядом с полыньей была исцарапана, поскольку Распутин с неистовой силой пытался выбраться из реки.
Люди стекались к месту гибели так называемого безумного старца, набирали в бутыли воду, словно это какой-то эликсир.
Царица предалась праведному горю. Правые были в восторге, надеясь, что Александра окажется в психиатрической лечебнице и что Николай II после этого чудесным образом обретет решимость, которой у него никогда не было. Однако Распутин, хотя его фигура и была крайне колоритна, явился всего лишь симптомом болезни. Его убийство не было дворцовым переворотом. Это вообще не было каким-либо переворотом.
Существовавшему в России режиму положит конец не ужасная смерть участника дворцового спектакля, слишком дикая даже для больного воображения, не смертельная обида русских либералов и не возмущение монархистов неадекватным монархом.
А вот что.
Глава 2
Февраль: радостные слезы
Шел третий год войны. Ранним морозным утром невероятно холодной зимы еще стояла непроглядная мгла. Но в Петрограде, как и повсюду в бесчисленных городах России, в этот предрассветный час люди уже выходили на улицы и выстраивались в очереди за хлебом. Они стояли на холоде, стараясь хоть немного согреться, в надежде добыть хлеба. Однако получить его удавалось далеко не всегда. Уже были введены хлебные пайки, но из-за перебоев с топливом пекарни не могли выпечь достаточно хлеба, даже имея необходимые для этого продукты. Голодные люди часами ждали, стоя в длинных очередях. Они переминались с ноги на ногу, менялись местами, негромко переговаривались. И эти очереди становились стихийными митингами, на которых подспудно вызревало народное недовольство. Кроме того, хлеба часто не выдавали, и взбешенные напрасным ожиданием толпы голодных людей начинали тогда рыскать по округе в поисках хоть какой-нибудь пищи, швырять камни в витрины магазинов, колотить в двери домов.
Разговоры о политике звучали не только по-русски, но и на идише, польском, латышском, финском, на немецком (да, даже на нем) и на многих других языках – в Петрограде проживали люди различных национальностей. Центр города был для состоятельных жителей, а на окраинах селились рабочие. За годы войны их стало уже около 400 000 человек, среди них было достаточно большое число пролетариев, которые имели некоторое образование, по крайней мере сравнительно с пролетарским населением других городов. Кроме того, Петроград был городом, где было расквартировано большое количество военных. Только резервистов в Петрограде находилось 160 000 человек. Дисциплина в их рядах была и так слабой, а в той обстановке она становилась хуже день ото дня.
В январе царское правительство приказало командующему военным округом генералу Сергею Хабалову подавлять любые беспорядки в Петрограде. Для этого в его распоряжении было 12 000 человек из числа военных, полиции и казаков. Генерал Хабалов приказал на случай уличных столкновений установить пулеметные точки в стратегически важных местах города. Агенты охранки активизировали слежку, в том числе и за деморализованными представителями левых сил, многие руководители которых в то время находились в ссылке.
9 января, в двенадцатую годовщину Кровавого воскресенья, несмотря на репрессии, 150 тысяч петроградских рабочих вышли на демонстрацию. Это была для многих из них первая политическая акция со времен Кровавого воскресенья, в память о коем они и вышли на улицы. По сообщениям полиции, выставленные в оцепление солдаты радостными выкриками поддерживали демонстрантов с красными знаменами – это был первый знак будущего перехода солдат на сторону протестующих, на который пока немногие обратили внимание. С этого дня петроградский пролетариат вновь и вновь выходил на демонстрации и устраивал забастовки.
Каждый момент политической конфронтации рождал свой миф, каждый был по-своему пафосным и гротескным. Можно безо всякого преувеличения
