– Стойте! – крикнула Зола, чувствуя подступающую панику. – Куда вы его уводите?
Волк зарычал, пытаясь вырваться, но его сопротивление тут же подавили ментальным контролем.
– Волк! Нет! – Зола рванулась вперед, но ее крепко держали. Веревки врезались в запястья. – Волк!
Ни слова в ответ, Волка увели, и Зола осталась задыхаться и дрожать от страха. Она почувствовала влагу на правом запястье, где веревки порезали кожу. Зола, конечно, не надеялась, что вдвоем с Волком они смогут оказать сопротивление, но и представить не могла, что их так скоро разделят. Возможно, она его больше никогда не увидит. Возможно, она никого из них больше не увидит.
Золу втолкнули в лифт. Она вдруг подумала, что тех пор, как все это началось, она впервые осталась одна, без своих друзей.
– Жаль, но мы не можем предложить тебе прогуляться, – съязвил Эймери, – Все слишком заняты подготовкой к свадьбе. Уверен, ты понимаешь.
Двери лифта закрылись, и они начали спускаться. И спускались невероятно долго. Золе стало казаться, что ее везут в могилу. Когда двери открылись, ее вытолкнули из кабины ударом в спину и повели по тусклому коридору с грубыми стенами; в спертом воздухе стоял смрад, воняло мочой и потом. Зола поморщилась от отвращения.
– Надеюсь, это новое пристанище достойно такой выдающейся гостьи, как ты, – продолжал Эймери, как будто запах его совсем не беспокоил. – Как я понимаю, ты уже привыкла к тюремным камерам.
– Вовсе нет, – возразила Зола. – В последней меня смогли продержать всего один день.
– Уверен, эта подойдет тебе гораздо больше.
Эта мрачная и душная тюрьма в каменных подвалах не имела ничего общего с современным зданием Нового Пекина. А хуже всего то, что у Золы не было карты. Не было ни карты, ни плана, ни способа определить свое местоположение по отношению к… да к чему угодно.
Они остановились перед камерой. Звякнули ключи, заскрипели ржавые петли. Какой древний замо?к. Странно… Она сможет его открыть за тридцать секунд. И в груди у нее затеплилась робкая надежда.
Дверь отворилась, и зловоние стало невыносимым. Едва вдохнув, Зола тотчас поспешила выдохнуть.
– Посидишь здесь, пока у Ее Величества не появится время вызвать тебя в суд и казнить, – объявил Эймери.
– Жду не дождусь, – пробормотала Зола.
– А пока у тебя будет время повидаться со старыми знакомыми.
– Со старыми знакомыми?..
Золу втолкнули в камеру. Она споткнулась, ударилась плечом о железную дверь, потом о каменную стену. Кто-то всхлипнул, и она замерла. Она была тут не одна.
– Наслаждайся… принцесса.
Дверь захлопнулась, и грохот отозвался во всем ее теле. Камера оказалась маленькой; единственный источник света – крохотное зарешеченное окошко над железной дверью, но видно было лишь ведро в углу, откуда и исходил омерзительный запах.
В другом углу камеры прижавшись, друг к другу, сидели двое. Зола смотрела на них, ожидая, когда глаза привыкнут к темноте. Затем включила встроенный в руку фонарик. Они вздрогнули и закрылись руками. А Зола почувствовала так, будто ей нанесли сокрушительный удар. Она отшатнулась к стене.
– Не может быть!
Адри и Перл, ее мачеха и сводная сестра дрожали и смотрели на нее расширенными от ужаса глазами. Зола даже представить не могла, как они тут оказались. Чего Левана хотела от них? И тут ее осенило. Она будет сидеть с ними до самой казни. Она провела рукой по лицу, всем сердцем ненавидя Левану.
Глава 43
Во сне Зима стояла на кухне странного маленького домика на Земле. Во всяком случае, в ее воображении он казался именно таким, каким должен быть земной дом. Зима знала, что это дом Скарлет, хотя никогда там не бывала. Она стояла у раковины, полной грязной посуды. Зима должна была ее вымыть до того, как все вернутся домой, но каждый раз, когда она брала в руки тарелку, та раскалывалась. Пальцы были изрезаны осколками, мыльная пена стала красной.
Когда в руках у нее треснула седьмая тарелка, Зима с глубокой грустью отошла от раковины. Почему у нее никогда ничего не выходит? Даже такое простое дело она смогла превратить в стихийное бедствие. Она упала на колени и заплакала, платье промокло от пены и крови. Вдруг ее накрыла чья-то тень, и она подняла глаза. В дверях стояла мачеха, а за ее спиной простиралось синее-синее небо и бескрайние поля. В руке она держала гребень, украшенный драгоценностями; она была красива, но ее улыбка казалась злой.
– Они любят тебя, – сказала Левана, как будто продолжая начатый когда-то разговор, и вошла на кухню. Подол ее королевского платья скользнул по мыльной воде, разлитой на полу. – Они защищают тебя. А чем ты это заслужила?
– Да, они любят меня, – согласилась Зима, хотя и не знала, о ком говорит мачеха. Жители Луны? Зола и ее союзники? Ясин?
– И все они дорого заплатили за эту любовь. – Встав за спиной у Зимы, Левана принялась расчесывать гребнем ее кудри. Нежно, почти как мать. Зиме
