колледже. Значит, я распрощался с последней возможностью окончить колледж. Мама говорила об учебе с такой гордостью, что я не смог сказать ей эту часть правды.
– Угу, дел было много, – промямлил я туманно.
– Тогда что случилось? – повторила она свой вопрос.
Я встретился с ней взглядом и прочел в нем нетипичное сочувствие, которое видели от нее очень немногие. До тюремного заключения ее считали чопорной аристократкой Даниэллой Ивашковой, холодной и равнодушной к окружающим. Я тоже знал ее такой, но бывали редкие и яркие минуты, когда она превращалась в заботливую мать. И неожиданно я выложил ей правду… вернее, некий ее вариант.
– Ну… я встретил девушку, мам.
Она вздохнула.
– Ах, Адриан. И все?
– Вовсе нет! – возмущенно воскликнул я. – Ту самую девушку! Она все для меня изменила. Она изменила меня.
– Я поняла, Адриан, – откликнулась она, желая меня успокоить. – Извини. И что с ней?
Я попытался придумать способ передать истинное положение вещей.
– Ее родственники меня не одобрили.
Теперь возмутилась моя мать: естественно, она решила, что речь идет о какой-то девушке-морое.
– Чушь! Ты родом из лучших семейств, и по линии Тарусов, и по линии Ивашковых. Сама королева не могла бы потребовать более аристократического происхождения. Если родные девушки тобой недовольны, то они явно заблуждаются.
Я криво улыбнулся.
– С этим я спорить не буду.
– Тогда в чем проблема? Если она совершеннолетняя… Ох, Адриан, только не говори мне, что она еще не совершеннолетняя.
– Она взрослая.
Моя мать с облегчением вздохнула.
– Тогда она способна решать за себя и быть с тобой, не обращая внимания на то, что думает ее семья. А если она – на их стороне, то тебе не нужно переживать, и тогда тебе лучше с ней расстаться.
Мне хотелось сказать, что все не так просто, но я промолчал. Мама плохо относилась к моей связи с Розой. Дампир был непростителен. А человек – вообще недопустим.
– По-моему, дело не только в моем происхождении, но и во мне самом, – буркнул я.
Мать неодобрительно прищелкнула языком.
– Посмотрим, не передумает ли она. Кто мог отвергнуть моего мальчика? Но мне бы хотелось, чтобы ты не реагировал на подобные вещи настолько остро. Что у тебя с девушками, милый? Почему они… либо ничего для тебя не значат – либо значат все? У тебя – вечно крайности.
– Я не принимаю полумер, мама. Особенно в любви.
Когда самолет приземлился, я включил мобильник и обнаружил длинное послание от Джилл:
«Да, это была я. Ты переехал в Палм-Спрингс ради меня, но я подумала, что тебе пора все менять. Лисса сообщила, что твоя мама вернулась, я решила, что тебе полезно было бы с ней повидаться, и помогла вам наладить контакт. Надеюсь, ты не против».
«Ты лучше всех, Малышка», – написал я ей.
Ее ответ вызвал у меня улыбку:
«Еще не все! Для двух предметов требовались заключительные проекты, а не экзамены. Мы с Треем покопались у тебя в квартире и нашли кое-какие материалы, которые ты забросил. Их можно сдать! Не знаю, поставят ли тебе зачет, но дюжина баллов – лучше, чем полное их отсутствие».
Ожидаемо. Джилл следила за моей успеваемостью, когда я игнорировал колледж. Я начинал массу проектов, и, в общем-то, непонятно, который из них выбрала она, но в моей нынешней ситуации это, наверное, неплохой расклад. Если бы я попытался специально подготовить что-нибудь для зачета сейчас, я бы точно провалился.
А теперь все в руках судьбы.
Однако пока Дейл вез нас с мамой ко двору, я снова погрузился в раздумья. Мама упомянула, что вернулась неделю назад. Джилл дала матери мой адрес, определенно добившись большего эффекта за счет ее личного приезда, – но была ли в том необходимость? Хотя любые данные о Джилл держались в строгом секрете, Лисса обязательно должна была позаботиться о том, чтобы у матери появился безопасный способ связаться со мной сразу же после освобождения – если бы мама задала ей такой вопрос. Почему она медлила? Создавалось впечатление, что она откладывала все на потом, и лишь когда Джилл обратила ее внимание на мои проблемы, она предприняла решительные действия.
Но даже если бы я был в полном порядке, маме ведь захотелось бы со мной встретиться… не так ли?
Или, может, я чрезмерно увлекся анализом ситуации. Я не сомневался в том, что мама меня любит. При всех ее недостатках я был ей дорог – и, видя ее