скромнее, чем у большинства. Мне нужны лишь ответы на некоторые вопросы, которые я задаю сам себе. Я был бы рад никогда в жизни не знать о владыках Высших Миров, их затеях и интригах. Да и о Равновесии тоже.
Гейнор отвернулся.
- Странное ты создание, Эльрик Мелнибонэйский. И мало пригоден быть слугой Хаоса, как я погляжу.
- Я, вообще, мало для чего пригоден, сударь, - отозвался на это Эльрик. Служение Хаосу - это просто семейная традиция.
Шлем Гейнора развернулся к альбиносу.
- Так ты думаешь, что возможно полностью изгнать и Хаос, и Закон… Изгнать их из всей вселенной?
- Не уверен. Но я слыхал о таких местах, где ни Закон, ни Хаос не имеют власти. - Эльрик поостерегся в открытую поминать Танелорн. - И слышал о таких, где царит Равновесие…
- Я тоже слышал о них. И даже жил в таком месте… - Из-под переливающегося шлема донесся жуткий смешок. Проклятью Принц отошел в дальний угол каюты и уставился в стену.
Последние слова он произнес с такой ледяной яростью, что Эльрик отшатнулся, словно от удара. Как будто стальной клинок пронзил его до самого сердца…
В дверях альбинос обернулся взглянуть на Гейнора. И ему подумалось, что броня, сковавшая тело Проклятого Принца, служит не для того, чтобы защищать хозяина от всего, что могло бы причинить ему вред. Нет, броня эта давно уже превратилась в клетку.
- Что до меня, Гейнор Проклятый, - произнес он мягко, - то мне от всей души жаль тебя.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Земля! Конфликт интересов. О природе ликантропии
В моем мире, сударь, как ни жаль это признавать, но человеческие предрассудки могут сравниться лишь с человеческой глупостью. Конечно, никто сам не упрекнет себя в предубежденности. И мало кто рискнул бы сам себя назвать дураком… - Так говорил Эрнест Уэлдрейк, обращаясь к штурману за завтраком. Свинцовое море нависало над ними непомерной тяжестью, а густые черные волны катились вдаль с извечной неспешностью.
Эльрик, пытаясь прожевать малосъедобный кусок солонины, заметил, что такова природа любого общества, в любом мире множественной вселенной.
Штурман обратил на альбиноса пронзительный взгляд серо-зеленых глаз. Но голос его звучал неожиданно добродушно:
- Мне встречались целые Сферы, где разум и доброта, уважение к себе и другим не мешали ученым и философским изысканиям - и где мир сверхъестественного поминали лишь в легендах…
Уэлдрейк не мог сдержать улыбки.
- Даже в моей родной Англии, сударь, такое совершенство было редкостью.
- Я и не говорил, что совершенство легко отыскать, - пробормотал Эсберн Снар. Гибким движением он поднялся с места, взглянул в черно-зеленое небо, потянулся, облизал тонкие губы, втянул в себя ветер и направился на нос к спящему в клетке ящеру, чьи вопли утром пробудили всех пассажиров. - Там, наверху, комета! - Он ткнул пальцем в небосвод. - Значит, умер какой-то принц. - В голосе его звучало странное удовлетворение.
- Там, где я жил прежде, - донесся до них мелодичный голос Гейнора Проклятого, лишь сейчас показавшегося из каюты, - говорили, что комета появляется, когда умрет поэт. - Он похлопал Уэлдрейка по плечу закованной в сталь рукой. - У вас на родине нет такой приметы?
- Я вижу, нынче утром вы в недобром расположении духа, - отозвался тот негромко. Гнев пересилил страх. - Должно быть, подобно вашему ящеру, страдаете от несварения желудка?
Гейнор убрал руку, кивком признавая свою вину.
- Прошу простить меня за неудачную шутку, сударь. Многие принцы куда больше жаждут смерти, чем простые люди. А поэты, как мы знаем, любят жизнь. Приветствую вас, Черион. - Он поклонился, и шлем его вспыхнул. - Принц Эльрик. А! А вот и мастер Снар… - Он обернулся к штурману, который, едва завидев принца, устремился к ним.
- Я искал тебя, Гейнор! У нас был уговор.