Тетя Джойс даже разрешила нам перед сном полчаса посмотреть телевизор.
Но потом я никак не мог заснуть. Было уже три часа утра. Самое время для сна. Откуда я узнал время? Каждый час, полчаса и четверть часа из часов, висящих в гостиной, выскакивала кукушка и куковала. Ее слабоголосое, невыразительное «ку-ку» поднималось по лестнице, проникало через стены в мою спальню и, словно капля воды, просачивалось и звонко падало мне в ухо. Но самое главное заключалось в том, что из-за старых половиц дом постоянно скрипел. Казалось, кто-то все время крадется по коридору и подслушивает под дверью. Я твердо решил, что на следующий день кукушка умрет мучительной смертью.
Мне было интересно, спит ли Мэри, но я не стал проверять. Это было еще одно «нельзя» — нельзя выходить ночью из комнаты. «Тете Лили это не понравилось бы», — объяснила тетя Джойс. Бред какой-то! Я не представлял, как наша Мэри продержится всю ночь без туалета.
Ку-ку, ку-ку. Четверть четвертого.
Постельное белье было накрахмалено так сильно, что, казалось, спишь на картоне. Кто-то поднял с пола мою одежду и аккуратно повесил ее на вешалки в шкаф.
Я вылез из-под «картонного» одеяла, сел на кровать и распахнул окно. Светила луна. Уж ей-то никто не мог помешать. Ночью Фруктовая улица выглядела совершенно так же, как днем, только грязно-красные кирпичные дома стали грязно-серого цвета. Что же касается фруктов, то там их и в помине не было. Там вообще не было ни единого деревца или кустика! Просто стояли два голых ряда уставившихся друг на друга домов с террасами. Все они были похожи между собой, как две капли воды. Все, кроме одного… который находился прямо напротив. Странный дом. Ночью он выглядел темнее остальных. И единственный стоял за забором, причем таким высоким, что заглянуть в окна было невозможно. Да я и не стремился — в доме много лет никто не жил.
За чаем тетя Джойс рассказала нам о соседях и объяснила, что мы не должны играть рядом с их домами, чтобы не беспокоить их. По нашей стороне стояли дома с четными номерами, по другой — с нечетными. Напротив был дом под номером двадцать семь. Он принадлежал странной женщине по имени Дженни Ганивер. Однажды она просто исчезла. Тетя Джойс высказалась по этому поводу весьма неопределенно. Возможно, та женщина умерла, как это случается с пожилыми людьми, но, как бы то ни было, с тех пор дом пустовал. «Этот заброшенный дом портит вид на всей улице, — возмущалась тетя. — Позорище, убожество, крысоловка с разлагающейся крысой…» Она схватила баллончик с любимым универсальным средством «Тортон и Торнбулс юниверсал спирит» и прикоснулась к нему так, словно в нем был смертоносный отравляющий газ.
Ку-ку, ку-ку. Половина четвертого.
Я долго сидел у распахнутого окна. Ничего не произошло. И не произойдет. В доме Стрингеров это невозможно.
Ку-ку, ку-ку.
Прошло еще какое-то время. Решительно ничего не происходило.
Ку-ку, ку-ку.
И вот… кое-что случилось.
Где-то едва слышно скрипнула дверь. Слегка приоткрылись чьи-то ворота. Внезапно меня охватила тревога. Я замер. В голову закралась дурацкая мысль, что звук идет со стороны пустующего дома.
Кто-то, кто не хотел быть увиденным, медленно двигался в густой черной тени забора. Я не мог увидеть его, но не сомневался, что прав. На середине улицы, у фонаря, вынырнула черно-белая кошка. Слава богу, это была всего лишь Мог. Но в следующее же мгновение она исчезла. Нет, она не ушла. Она испарилась. Только что она была здесь — и в какую-то долю секунды пропала. Мороз пробрал меня с головы до пят, как будто кто-то прикоснулся ко мне ледяной рукой. Уличный фонарь погас.
Я пошатнулся, откинул голову назад и поймал ртом глоток холодного ночного воздуха. Через какое-то время я обнаружил, что смотрю на небо — по крайней мере, хоть луна все еще на месте.
Щелк!
Луна исчезла. На ее месте зияла огромная дыра.
Должно быть, мое сознание выключилось. Больше я ничего не помнил.
Глава 3
Дженни Ганивер
— Ну конечно, и через это перепрыгнула корова, а потом тарелка с ложкой пустились бежать… — Мэри рассмеялась и, стукнув друг о друга чашку и тарелку с кашей, стала водить ими перед моим носом, словно маленький ребенок.
— Не балуйся со столовой посудой, голубушка. Ты расстроишь тетю Лили. — Голос тети Джойс прорезался где-то между кухней и столовой.
Мэри не поверила ни единому моему слову. И хуже того, она обращалась со мной как с дурачком. А меня это раздражало.
